Я шагаю по Москве

Света? Здравствуй.

Здравствуй, Коля.

Ну, как дела?

Хорошо.

Плачет? — спросил Саша. Он стоял рядом.

Нет, — Колька отстранил его рукой. — Слушай...

Что?

Ну, в общем, он осознал свои ошибки...

Скажи ей, что я подлец! — Саша ходил вокруг Кольки.

Он говорит, что он идиот, — сказа! Колька.

Не идиот, а подлец! — заорал Саша.

Света, он тебе сам что-то хочет сказать, — Коль­ка дал трубку Саше.

Светочка... — начат Саша.

Что?

Света...

Что?

Я просто нервный.

Я знаю.

Колька сидел на подоконнике и насвистывал свадеб­ный марш.

А по двору шла невеста Саши, его жена. Ребята рас­ступались, давая ей дорогу.

Ночь. Над городом звучат куранты — они далеко слышны в тишине... Под перезвон и удары часовых коло­колов перед нами проходит бронзовый ряд застывших мыслителей.

Пушкин в окружении четырех фонарей прошлого века...

Взмахнул рукой Чайковский... Два Гоголя — один стоит... а другой согнулся в кресле... Первопечатник Иван Федоров... Ломоносов... Тимирязев...

Колька ехал в вагоне метро. Час был поздний, и кро­ме него в вагоне была лишь пожилая чета, но, поскольку они сидели в другом конце вагона, Колька вел себя так, как ведут себя иногда люди, оставшись один на один с зеркалом.

Он смотрел на себя, отраженного в черном глубоком, стекле окна, и то придавал своему лицу очень серьезное выражение, то снисходительно улыбался, то приветствен­но поднимал руку, как бы отвечая на шквал аплодис­ментов. Он не замечал, что старички внимательно на­блюдают за ним.

Поезд подошел к станции, и в окне замелькали белые колонны. Колька вынес чемодан и плащ.

Володя и Алена неторопливо прогуливались но плат­форме. Володя что-то рассказывал, а Алена вниматель­но слушала и улыбалась. Кроме них и дежурной по стан­ции никого на платформе не было. Только в отдалении какой-то человек шлифовал мрамор специальной ма­шинкой.

Колька некоторое время шел за ними, но они не за­мечали его, и он остановился.

Подошел поезд, растворились двери, но никто не во­шел и не вышел.

Готов! — раздалась команда, и поезд умчался. Колька свистнул

Володя оглянулся.

Вот, — Колька поставил перед ними чемодан. — Ты давай уезжай, а то опоздаешь.

Спасибо, — сказал Володя. Ребята замолчали.

На циферблате больших квадратных часов зажига­лись цифры, отбивая секунды... пять... десять... пят­надцать. ..

В темноте засветилась точка прожектора первого ва­гона и, увеличиваясь, стремительно приближалась, вытя­гивая за собой весь состав.

Ну, — Володя протянул Кольке руку, — до свида­ния, Николай.

Будь здоров, — сказал Колька со всей мужской сдержанностью.

Спасибо за все. — Володя вошел в вагон.

Он взял Алену за руки и, не отрываясь, смотрел на нее. — Я тебе позвоню, — сказал он. — Как только прилечу, сразу позвоню. В семь утра, не рано?

Нет, — сказала Алена, — только не позже, а то я на работу уйду.

Готов! — раздалась команда, и двери захлопну­лись, разъединив руки ребят.

Поезд тронулся. Алена шла за ним, махала рукой при­жимавшемуся к стеклу Володе.Поезд набрал скорость и скрылся в темноте тон­неля.

Тебе куда? — Колька подошел к Алене.

В обратную сторону, — сказала Алена.

Я не могу тебя проводить, — сказал Колька, — мне на работу надо.

Ладно, — сказала Алена. — До свиданья! — крик­нула уже на бегу.

К противоположной платформе подошел поезд, Але­на села в него.

Колька пошел к эскалатору.

Молодой человек! — окликнула его дежурная.

Да? — Колька остановился.

А дома вы тоже свистите?

Да, — сознался Колька.

Нехорошо, — сказала дежурная. — Некультурно.

Да, — согласился Колька и вздохнул. — Я больше не буду.

Он встал на ступеньку эскалатора и поехал вверх.

Коля!

Колька оглянулся.

По платформе бежал Володя.

Коля!

Ты почему вернулся?! — заорал Колька.

Свой адрес скажи! — крича! Володя на бегу. — У меня твоего адреса пет.

Московский пятнадцать! —крикнул Колька. —Ты опоздаешь!

Я тебе напишу! — Володя побежал обратно. — Пока!

Пока! — Колька поднял руку и скрылся, сойдя с эскалатора.

Звучит песня «А я иду, шагаю по Москве...»:

«Бывает все на свете хорошо, В чем дело, сразу не поймешь, А просто летний дождь прошел, Нормальный летний дождь.

Мелькнет в толпе знакомое лицо, Веселые глаза, а в них бежит Садовое кольцо, И в них блестит Садовое кольцо и летняя гроза.

А я иду, шагаю но Москве,

И я пройти еще смогу

Соленый Тихий океан,

И тундру, и тайгу.

Над лодкой белый парус распушу,

Пока не знаю с кем,

Но если я по дому загрущу,

Под снегом я фиалку отыщу и вспомню о Москве».