Я - Шарлотта Симмонс

На всякий случай Эдам потупил взгляд и виновато улыбнулся, словно желая показать, что он вполне отдает себе отчет в некоторой нескромности подобного сравнения. Теперь, согласно его плану, настало время предъявить стороне обвинения доказательства со стороны защиты. Свою речь он составил еще накануне, причем сидел над ней до четырех часов утра и теперь мог произнести ее наизусть, ни разу не запнувшись. Начал Эдам с того, что рассказал, как вместе с другими «Мутантами Миллениума» потратил много сил, чтобы взять под контроль университетскую «Дейли вэйв», и теперь, когда газета находилась в нужных руках, он и его соратники были решительно настроены превратить ее в подлинное орудие борьбы. Для начала они решили печатать правдивые истории о Дьюпонте, такие, например, как та статья о попечительском совете. Рассказывая о целях «Мутантов Миллениума», он старательно обошел едва ли не главный, фундаментальный постулат их программы, согласно которому закончить университет и стать после этого просто преподавателем было недостойно настоящего, подлинно просвещенного интеллектуала. Опустив такую уничижительную характеристику той деятельности, которой посвятил себя мистер Квот, Эдам перешел непосредственно к роли мутантов в идеологической борьбе прогрессивных сил университета По его словам, ни одно событие такого порядка не обходилось без их участия, будь то митинг солидарности натуралов с секс-меньшинствами или же пропагандистская работа по вовлечению студентов в активную политическую жизнь и недопущению такого позорного явления, как голосование молодежи за Республиканскую партию. Несколько минут заняло перечисление применяемых редакцией «Вэйв» методов и приемов идеологической борьбы. Затем Эдам плавно перешел к более частным, можно даже сказать, личным вопросам. Начал он с того, что его семья — эту фразу он репетировал дома с особой тщательностью: нужно было в одном предложении, не теряя связного синтаксиса, дать понять профессору, что его семья была еврейской, упомянуть прапрадедушек и прапрабабушек, погромы в Восточной Европе, страх его предков быть насильно призванными на военную службу в Польше, Эллис Айленд, Нижний Ист-Сайд, — так вот, его семья на протяжении многих поколений только и делала что боролась за прогрессивные идеалы. В какой-то момент у него в памяти всплыли воспоминания об отце, Нэте Геллине по прозвищу Мистер Конгениальность, метрдотеле, а затем хозяине «Игана», об этом еврее, который сумел втереться в доверие к ирландцам лучше любого другого еврея в Бостоне. Впрочем, эти воспоминания, плохо увязывавшиеся с борьбой за прогрессивные идеалы, лишь промелькнули и не прервали плавного течения его речи. В нужный момент он повторил, что Геллины, бывшие Гелинские, были безденежными евреями, и он оказался первым представителем этой семьи, которому удалось поступить в колледж. То, что среди его предков был Большой Нэт — нежный приемный сын Ирландии, не то вылетевший из Бостонского университета, не то сам бросивший учебу, с его точки зрения дела не меняло. Естественно, Эдам никогда не смог бы позволить себе поступить в Дьюпонт, если бы не заработанная прилежной учебой стипендия и совмещение занятий сразу с двумя работами, первой из которой была развозка пиццы и «Бицосуши» по вечерам, а второй, как уже знает мистер Квот, помощь студентам-спортсменам, занимающимся по программе спортивной кафедры. Что ж, мало-помалу рассказ Эдама приближался к кульминации. Оказывается, была у него мечта — причем мечта, которая вот-вот могла стать реальностью: стипендия Роудса. Разумеется, о том, что в разговорах мутантов упоминалась «Хитрая задница Роди», он решил умолчать. Зато включил в рассказ все, что касалось «открытых дверей» — как только эти двери станут для него открытыми, как только он переступит заветный порог, он наконец сможет посвятить свою жизнь борьбе за прогрессивные идеалы действительно на высоком уровне — на том уровне, где решаются проблемы, стоящие перед человечеством. Естественно, даже в пылу разговора у Эдама не сорвалось бы с языка ничего лишнего: ни к чему профессору Квоту, например, знать, что Эдам Геллин мечтает стать своего рода матрицей, производящей новые великие теории и концепции, оттиски с которых будут распространяться среди простых смертных своего рода дилерами, некими усредненными «интеллектуалами», например, вроде преподавателей истории в университетах…

Мистер Квот, слушая разглагольствования Эдама, то задумчиво кивал головой, то едва заметно, одними уголками губ дружелюбно улыбался. Впрочем, стоило Эдаму сбиться, как улыбка на лице профессора становилась шире, а кивки головой — энергичнее. Воодушевленный такой реакцией, Эдам немедленно собирался с мыслями и снова заливался соловьем. Когда он поведал профессору о своей мечте служить высоким идеалам и ценностям прогресса, мистер Квот закивал с еще большим энтузиазмом и даже время от времени стал во время этих кивков прикрывать глаза, словно желая полностью сконцентрироваться на таких правильных и в то же время так искренне произнесенных словах.