Я – Шарлотта Симмонс

Шарлотта улыбнулась и покраснела – сначала капельку, а потом еще чуть-чуть сильнее: ровно настолько, насколько положено краснеть «маленькой скромной девочке». Она заметила, сколько голов вокруг повернулось в ее сторону. Шарлотта старалась не встречаться с ними взглядом, но в итоге ее потупленный взор уткнулся прямо в голову человека, сидевшего двумя рядами ниже – мужчины с густыми, с сильной проседью волосами, зачесанными назад и подстриженными как раз под обрез воротника рубашки. Он оглянулся, и оказалось, что это декан колледжа Дьюпонт мистер Лоудермилк. Его красноватое лицо повернулось к ее порозовевшему лицу, и он приветливо улыбнулся девушке, хотя она могла поклясться, что до этого они никогда не встречались. Потом, продолжая улыбаться, он отвернулся и, наклонившись к сидевшей рядом женщине, по всей видимости, своей жене, сказал той что-то на ухо. Шарлотта была уверена, что речь при этом шла именно о ней, и наверняка декан сказал что-нибудь вроде: «Дорогая, ты сразу не оборачивайся, но прямо за нами через два ряда сидит девушка Джоджо Йоханссена. Говорят, что именно благодаря ей он снова набрал форму и стал лучшим спортсменом во всем Дьюпонте…»

«Дорогуша, чем ты кормишь этого парня?» Ах, как понравились Шарлотте эти слова: ведь в одну короткую фразу были вложены сразу три мысли. Это значило: «Ты девушка Джоджо Йоханссена; ты его просто заколдовала, и он сделает все, что ты скажешь; и все об этом знают! Все знают, кто ты такая!»

Действительно, не прошло и минуты, как миссис Лоудермилк – если это действительно была она, – обернулась и посмотрела на кого-то, старательно делая вид, будто ей очень интересно, что происходит там, на самых верхних рядах трибуны.

Шарлотта подняла голову и позволила себе обвести взглядом всю панораму – трибуны и входы в зал. Ей хотелось бы, чтобы они тоже оказались здесь – хотя это было совершенно невероятно, – Беттина и Мими. Когда состоится следующая домашняя игра, надо будет попросить Джоджо или даже самого тренера послать им билеты, но чтобы они даже не знали, кто это проявил о них такую заботу. Шарлотта больше не общалась и не разговаривала ни с той, ни с другой. Если ей приходилось столкнуться с этой парочкой в холле или в коридоре Эджертона, она… просто… молча… проходила… мимо. Шарлотта так и не простила им – и не простит, даже если придется жить с ними в одной общаге еще хоть сто лет, – их предательства, того злорадства и отвратительного торжества, которое звучало в их голосах, когда подружки обсуждали ее, как им тогда казалось, загубленную жизнь. Так что уж сделайте одолжение, мои коварные ядовитые змейки, пригретые на груди, – загляните сюда, на стадион, и посмотрите на меня в моем новом качестве…

Хойт… да откуда ему здесь взяться. Он со своими ненаглядными «братцами» всю дорогу торчал перед телевизором, включенным на один и тот же канал – этот дурацкий «Спорт Центр»… но забавно, что Хойт никогда не проявлял интереса к какому-либо виду спорта. Все эти здоровяки с набрякшими венами, носящиеся, дерущиеся, налетающие друг на друга, лезущие из кожи вон ради завоевания славы, были для него только прикольным зрелищем на плазменном экране. Шарлотта ни разу не слышала, чтобы он выражал свои эмоции по поводу победы или проигрыша какой-либо из дьюпонтских команд. Но что с него взять. Хойт – он был крутой. Круче некуда… Шарлотта не испытывала к нему ненависти… Хойт ее не предавал.

Он просто был таким, как есть. Вот пума – быстроногое животное, которое охотится на животных более медлительных, но ведь такова природа пумы. Разве можно на нее за это злиться?

«Ах, Хойт. Если бы ты только бросил последний взгляд на ту девушку, которую отшвырнул так небрежно, на ту, которую ты любил когда-то… я-то это знаю!.. Был по крайней мере один вечер, один час или хотя бы одно мгновение, когда ты на самом деле любил ее».

А вот Эдам – нет, его Шарлотта ни за что не хотела сейчас видеть. От этого ему будет только еще больнее, когда он убедится, что она никогда не могла и не сможет полюбить его так, как он того хочет. Волна нежности и признательности к Эдаму накатила на нее так внезапно, что у Шарлотты даже на миг перехватило дыхание.

– Дорогая, все в порядке?

Это была Юджиния Диггс, снова коснувшаяся руки Шарлотты.

– О, Юджиния, – она одарила мать Трейшоуна ласковой улыбкой, – у меня все в порядке, спасибо, не волнуйтесь. Я просто вдруг задумалась.