Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Сам Ким ничего не боялся. В Москве он расслабился настолько, что не замечал (или не хотел замечать?) явной слежки за собой. Но в подсознании все еще жил страх, который имел отношение ко времени его активной деятельности, — страх разоблачения. Его мучили кошмары по ночам, и он часто вскрикивал во сне.

Как-то ночью я чуть не слетела с кровати от сильного пинка. Оказалось, Киму приснилось, что, будучи президентом Франции (наяву им был в те годы Помпиду), он прилег отдохнуть на диван в своем кабинете после утомительного рабочего дня. В это время открывается дверь и входит Помпиду, по-видимому, считавший президентом себя.

— И тогда я приготовился к обороне: подтянул ноги к животу и изо всех сил резко выбросил их вперед, — рассказывал Ким.

И… этот удар вместо Помпиду угодил в меня.

Время от времени Киму сообщали информацию, вызывающую настороженность у его кураторов. Так, однажды ему предложили воздержаться от походов на Главпочтамт, где мы регулярно получали корреспонденцию, поскольку там дежурил некий иностранец, который расспрашивал о Киме работников абонентского отдела. С тех пор я стала ходить туда одна.

Однако случалось, что к Киму без его ведома не допускали людей, которых ему хотелось видеть, о чем иногда он узнавал совершенно случайно и слишком поздно. Он вспоминал с горечью, как от него утаили, что Гай Берджесс хотел видеть его перед смертью. Чтобы не допустить этой встречи, Берджессу сказали, что Ким уехал из Москвы. А он никуда не уезжал и узнал об этом только после смерти Гая.

— Наверное, он хотел сказать мне что-то очень важное. Почему они так жестоки?! — недоумевал Ким.

Один из «заботливых» кураторов так же обманул нашего болгарского друга Тодора. Когда он приехал в Москву и хотел повидать Кима, ему сказали, что мы в отъезде. Тодор рассказал нам об этом спустя два года, когда мы встретились в Болгарии.

Кураторы обычно менялись каждые два года, некоторые задерживались дольше, другие исчезали раньше. Не успеет Ким приспособиться к одному, как приходит новый. С некоторыми он расставался с облегчением, с другими — с сожалением.

Святослав и Валентин были первыми из коллег Кима, с кем я познакомилась. С Валентином мы редко сталкивались в Москве, зато провели целый месяц в Чехословакии, о чем я расскажу позднее.

Святослав был частым гостем в нашем доме, присутствовал на всех семейных праздниках. Ким считал его другом… Но в один прекрасный день Святослав исчез. К тому времени Ким уже привык к исчезновению московских друзей из числа своих коллег, но это не переставало его удивлять и огорчать. Ким не осуждал их, догадываясь, что они выполняли приказ, смысла которого он не понимал.

Иногда по этому поводу у него прорывалось раздражение. Так, 27 января 1980 г. Ким напишет М.П. Любимову: «Олег переехал в точку севернее нас, ходят слухи, что Виктор Пантелеевич тоже уйдет, и даже Геннадий нервничает. Я думаю, хотя мне не следует этого писать, что его босс — это сукин сын, которому следует занимать место мелкого клерка в деревне, в трех часах езды от Верхоянска на грузовике по разбитой дороге. Однако каждая большая организация должна иметь свою долю дураков. Селя ви!»

Святослав, в отличие от других, предупредил нас о своем исчезновении. Он сообщил, что уезжает в длительную командировку, и даже устроил прощальный ужин в «Метрополе». Совершенно случайно мы вскоре узнали, что он никуда не уехал, но больше мы его никогда не видели и ничего не слышали о нем.

Святослав все еще продолжал работать с Кимом, когда его напарника, Валентина, заменил Лев. С ним, как и с Валентином, нам пришлось путешествовать, а потом он долго «опекал» нас в Москве. Ким старался свести к минимуму общение со Львом и не обременял его просьбами. Этот куратор все делал скрепя сердце и, бывало, долго тянул резину, не говоря ни да ни нет.

Независимо от того, как складывались отношения Кима с кураторами, он никогда не высказывал своего недовольства их начальникам (за исключением одного случая). Напротив, всегда старался подчеркивать и превозносить их заслуги.

Как правило, мы знали только имя куратора, редко кто из них был настолько откровенен, что доверял нам свою фамилию. Как-то Киму срочно понадобился Лев, и я набрала тот номер, который он нам оставил. Мне очень мило ответили: «Имеем только тигров». Не зная фамилии, я так и не смогла его разыскать и, когда наконец он появился, была готова сама превратиться в тигрицу и накинулась на него:

— Не будет ли это нарушением государственной тайны, если мы узнаем вашу фамилию?

Но Лев держался стойко и тайну не открыл. А узнали мы ее вскоре совершенно случайно, когда врач в поликлинике, открывая карту Кима, прочитала на первой странице фамилию и номер телефона нашего таинственного Льва, сказав при этом:

— Ваш куратор.