У бедняги Оливеры, однако, оказалось мало времени, чтобы развернуться в своей ограниченной сфере деятельности. Он сразу же вызвал к себе всеобщую неприязнь в Лиссабоне, так что его пришлось заменить. На его место был назначен некий Ди Лючия, который вскоре тоже причинил СИС немало хлопот. За очень короткое время он составил, по его утверждению, картотеку на несколько тысяч подозреваемых — труд, который так и не принес никаких положительных результатов. Однако главная беда заключалась в другом: выяснилось, что одним из основных источников Ди Лючии оказался темный и опасный тип, действовавший в Португалии под фамилией Александер. Из материалов радиоперехвата было известно, что он передавал информацию абверу. Мы также узнали, вскрыв чешскую дипломатическую почту, что Александер работал и на полковника Пана, бывшего тогда представителем чешской разведки в Лиссабоне. Пришлось потратить несколько месяцев, чтобы придумать способ предупредить Пана, не раскрывая ему источника информации. С удивительной тупостью Пан отказывался принимать эти искренние предупреждения. «Вот дуб!» — раздраженно заметил однажды Дик Уайт после очередной безуспешной встречи. Чаша терпения переполнилась, когда Ди Лючия включил агента абвера Александера в список своих оплачиваемых агентов. После наших бесконечных предостережений УСС наконец отправило Ди Лючию вслед за Оливерой. УСС попросило нас предложить нашему человеку в Лиссабоне изложить свои соображения о том, какими, по его мнению, качествами должен обладать представитель УСС на таком бойком месте. Ответ последовал немедленно: «Ради Бога, скажите им, чтобы прислали человека по фамилии Смит». Вопреки желанию Каугилла я показал телеграмму Пирсону. Он сделал вид, что она его позабавила.
Во второй половине 1942 года пришла весть, что в принципе принято решение о вторжении в Северную Африку. На сектор V возложили обязанность своевременно поставлять информацию в штабы армий, готовившихся к вторжению. Материалы, которые предстояло посылать, должны были касаться деятельности абвера и итальянской военной разведывательной службы в Северной Африке, а также симпатизировавших им людей среди специальных служб вишистского режима. Каугилл увидел в этом и трудности, и новые возможности. Трудности заключались в обеспечении секретности источников сектора, в том числе и радиоперехвата, при передаче материалов армейским штабам. Каугилл успешно доказал, что это может быть достигнуто, только если придать штабам специальные труппы из сотрудников сектора V или людей, подготовленных этим сектором. Выиграв по этому пункту, Каугилл без труда доказал, что выполнять новые обязательства он сможет только при значительном увеличении ассигнований. Из этой битвы он тоже вышел победителем. В результате Каугилл смог расширить штат, а также повысить жалованье многим сотрудникам.
Мимоходом замечу, что расширение аппарата дало мне возможность установить приятнейшее знакомство с двумя людьми. Для усиления сектора V к нам вернулся Грэм Грин из Фритауна — считалось, что он следил там за интригами вишистской Франции. Да простит он меня за откровенное признание, но я не могу припомнить каких-либо его блестящих достижений в Западной Африке. Может быть, французы не вели интриг? Я помню, однако, совещание, где обсуждалось предложение Грина об использовании одного разъездного борделя для разложения французов и двух одиноких немцев, подозреваемых в шпионаже за английскими судами в Португальской Гвинее. Предложение обсуждалось вполне серьезно. Отвергли его лишь потому, что показалось маловероятным, чтобы оно помогло получить важные разведывательные данные. К счастью, Грина назначили ко мне в подсектор, где я поручил ему Португалию. Ему доставляло удовольствие поддевать УСС, а его едкие комментарии по поводу входящей переписки служили для всех ежедневным развлечением.
Примерно в это же время на нашем горизонте появился Малкольм Маггеридж. У него всегда был возмущенно-растерянный вид. Сначала его заслали в Лоренсу-Маркиш, слишком далеко, на мой взгляд. Его главным противником там стал итальянский консул Кампини, усердно доносивший о передвижениях английских кораблей. Я обрадовался, когда интерес сектора к Кампини иссяк и Маггериджа вернули назад, поручив ему заниматься различными аспектами французских дел. Его упорное неприятие политики дня (какой бы она ни была) вносило в нашу жизнь нечто человеческое.