За несколько недель до отъезда Каугилл созвал специальное совещание начальников подсекторов. Он информировал нас, что вместе с Клодом Дэнси работает над одним делом. Дело имело большое потенциальное значение и такие серьезные политические оттенки, что Каугилл счел необходимым работать над ним лично. Однако, по мнению Каугилла, мы должны были иметь общее представление об этом деле на случай, если в нашей работе выявится что-нибудь, имеющее к нему отношение. И Каугилл сделал чрезвычайно туманное сообщение. Видимо, он был очень утомлен, так как говорил бессвязно, и нам трудно было уловить смысл. Мы только поняли, что какая-то враждебная служба готовит или уже подготовила некий гигантский план. Характер и цель этого плана пока не ясны.
— Я лично считаю, — сказал в заключение Каугилл и внезапно оживился, — что план имеет какое-то отношение к арабам. Когда бы я ни заглянул в это дело,
Ричард Хэнни[49]
был снова с нами!Через час или два я уже забыл об этом деле, но Каугилл напомнил о нем, когда инструктировал меня перед своим отъездом. Он вытащил из своего личного сейфа пухлую папку, передал ее мне
— Посмотри, что я тут сделал, — добавил он.
Каугилл сказал также, что мне следует поддерживать контакт с Дэнси, поскольку тот лично заинтересован в этом деле. Зная пренебрежительное отношение Дэнси к контрразведке и всей ее работе, я очень удивился. Мне казалось странным, что у Дэнси сложились такие тесные отношения с Каугиллом в связи с данным делом, но я решил, что лучше об этом не спрашивать. Возможно, потрепанный в боях Каугилл начал чувствовать себя слишком одиноким, а в такой ситуации даже Дэнси мог оказаться приемлемым союзником. А может, они объединились против Вивьена и МИ-5? Такая комбинация могла иметь свой смысл с точки зрения ведомственных интриг. Когда же я открыл дело, мне сразу стало ясно, почему оно так привлекает Дэнси, и я стал его читать
К концу 1943 года стало ясно, что страны «оси» идут к поражению, и многие немцы начали подумывать, стоит ли сохранять верность Гитлеру. В результате у ворот представительств союзников стали все чаще появляться перебежчики с предложениями о сотрудничестве и просьбами о политическом убежище. К этим предложениям и просьбам следовало относиться весьма осторожно в силу ряда причин. В частности, под видом перебежчиков Гиммлер мог засылать к нам шпионов. Англичане также не хотели давать советским руководителям повод думать, что они вступают в сделку с немцами: атмосфера была насыщена взаимной подозрительностью и опасениями, что кто-нибудь из партнеров может заключить сепаратный мир с немцами. Наконец, нельзя было поощрять людей, которые в последнюю минуту решили обратиться в новую веру и таким образом избежать военного трибунала. Английским представительствам дали строгие указания не давать никаких обещаний ни одному немцу без предварительной консультации с Лондоном.
Однажды некий немец явился в английскую миссию в Берне и попросил свидания с военным атташе, назвавшись ответственным работником Министерства иностранных дел Германии. Немец сказал, что привез с собой из Берлина чемодан, полный документов своего министерства. Услышав такое головокружительное заявление, атташе немедленно выставил немца за дверь. Его последующие попытки увидеться с главой миссии были отвергнуты подобным же образом. Такую позицию официальных английских представителей нельзя осуждать, так как казалось маловероятным, чтобы кто-нибудь набрался смелости пройти через немецкий пограничный контроль
Немец, однако, был полон решимости добиться своего. Потерпев поражение в английской миссии, он попытал счастья у американцев. Их правила оказались, по-видимому, более гибкими, чем наши. Секретарь миссии, решив, что этим делом должны заняться «рыцари плаща и кинжала», предложил посетителю обратиться к Аллену Даллесу: «Четвертая дверь по коридору налево». Даллес был тогда главой бюро УСС в Швейцарии. Выслушав рассказ незнакомца, он благоразумно попросил разрешения посмотреть содержимое чемодана и без колебаний установил, что материалы подлинные. Все это привело Даллеса в лирическое настроение, которое не прошло, когда он начал готовить официальное донесение в Вашингтон. «Если бы вы только видели эти документы, — писал он, — в их первозданной свежести!»