— Я вдруг вспомнила, как Гриффит назвал Лестрейда тупицей. Это, наверное, подстегнет его полицейскую прыть!
— Да, наверное, — согласился я.
— Кстати, ваша беседа с Гриффитом, мисс Лайджест, и меня подтолкнула к некоторым соображениям.
— О чем вы?
— О чем? О маленьком детали, которую вы, может быть, уже не назовете актуальной, но которая меня, тем не менее, чрезвычайно беспокоит, — я отложил в сторону мокрое полотенце, встал, взял в руки сумочку Элен, лежавшую дотоле на кресле, и вытряхнул все ее содержимое на письменный стол.
Кроме кожаной записной книжки, нескольких визитных карточек, пары чеков и связки маленьких ключиков из сумки выпал крошечный темный флакончик. Я взял его в руки и испытующе посмотрел на Элен.
— Я ждал, что вы сами заговорите об этом, но, видно, напрасно. И теперь я сам спрашиваю вас: как вы, сильная и независимая женщина, могли дойти до мыслей о самоубийстве?
Она жестко усмехнулась:
— Уверяю вас, дойти до них было нетрудно! Вы, мистер Холмс, можете представить меня в женской каторжной тюрьме? Я не могу! И вообще, иметь с собой яд — не значит отказаться от борьбы за свободу и честь, это означает возможность отстоять их тогда, когда все остальные методы себя исчерпали! А не говорила я вам об этом из простого соображения вас не обидеть — ведь вы могли подумать, будто я в вас не верю.
— Но неужели вы не понимаете, на какие мысли могли навести, скажем, Лестрейда эти ваши методы борьбы за доброе имя?
— Не иронизируйте, мистер Холмс! Я действительно так себе это представляю.
— Я не иронизирую, и я прекрасно понимаю, что этот яд не кокетство, что вы действительно приняли бы его, если бы все наши усилия оказались напрасными. Но все равно носить его с собой было по меньшей мере неразумно: при обыске он мог стать последней каплей в череде улик и, уж будьте уверены, не был бы оставлен вам в дальнейшем.
— Тогда почему вас это волнует, мистер Холмс?
— Потому что я до сих пор не знаю вас, мисс Лайджест, и вы продолжаете удивлять меня, будоража мое воображение своими неожиданными поступками.
Она встала и чуть улыбнулась в ответ на мои слова:
— А я полагала, что вас уже ничто не может удивлять, особенно там, где дело касается человеческих поступков!
Я встал вслед за ней и уже собирался сказать, как она ошибается, но Элен с сомнением посмотрела на мои руки.
— О, только не трясите меня, мистер Холмс! — проговорила она, улыбаясь тому, как верно предугадала мои намерения. — Вам не кажется, что со мной это уже достаточно проделывали за последние сутки?
— О да, простите! — ответил я, смеясь.
— Я всё не теряю надежды сделать свои внушения более действенными… Вообще-то, подобные порывы мне не свойственны, но вы, мисс Лайджест, делаете меня более эмоциональным.
— А вы, напротив, действуете на меня как успокоительное и болеутоляющее, — улыбнулась она.
— Надеюсь, не как снотворное?
— О, нет!
— Тогда садитесь, и я закончу с вашим лицом.
— Мое лицо уже в порядке, мистер Холмс. Боль совсем утихла, и отек, кажется, спал немного. По-моему, в компрессах больше нет надобности. Вы откройте окно и смените вот эти две свечи на новые, а я спущусь вниз и приготовлю чай. Вы ведь не откажетесь от чашки чая перед сном?
— Не откажусь. Но я не собираюсь спать, а вот вам бы это не помешало.
— О, я еще успею выспаться, — улыбнулась она и, указав мне на коробку со свечами, удалилась.
В комнате действительно было душно, и я, подняв оконную раму, с удовольствием подставил лицо под струю холодного воздуха. За окном стояла такая темнота, какая бывает только в последние предрассветные часы. Я зашвырнул флакон с ядом подальше в газон, снял пиджак, повесил его на спинку стула и принялся за свечи.
Когда через пять минут Элен вернулась, неся на подносе все необходимое, я сидел в кресле перед чайным столиком и раскуривал свою трубку.
— Как вы думаете, — спросила Элен, расставляя чашки, — нас с вами вызовут в полицию уже утром?
— Я почти уверен, что до нас очередь дойдет лишь через несколько дней. Нет, сливок не надо, благодарю вас!.. Так что вы сможете насладиться покоем и отдохнуть немного. Вы это заслужили как никто другой.
— А вы?
— Я? Я намерен вернуться в Лондон самым первым утренним поездом.
Она не дрогнув продолжала разливать по чашкам чай, но я заметил, как по ее лицу пробежала тень. Она умолкла, но через некоторое время спросила с некоторой нарочитой небрежностью:
— Дальнейшее следствие будет проводиться уже в Лондоне, я правильно поняла?
— Да, совершенно правильно. Вас вызовет Лестрейд, и вам придется несколько раз навестить столицу для дачи показаний и для присутствия в суде. Моя помощь вам больше не понадобится, но, если хотите, я сам могу известить вас телеграммой о необходимости явиться в Скотланд-Ярд.
— Мне это было бы приятно.
— Если же вам понадобится мой совет, то я всегда готов дать его. Думаю, вы не забыли, где меня найти.
Она попыталась улыбнуться, но ее глаза, мне показалось, что-то судорожно искали в моем взгляде.
— А как же ваш гонорар? — спросила она.
— Вы помните, я сказала вам, что потребуется некоторое время для улаживания моих финансовых дел?