Я сильная. Я справлюсь

Чаще всего переговоры с нами Том вел по телефону. Когда мы с ним встречались лично, он был очень мил и добр. А за телефонными сообщениями стоял как будто другой человек, который тебя увольнял, говорил, что ты ничтожество, он тебя выгонит и ты останешься на улице. А через несколько минут выходил на связь снова и добивался твоего расположения, утешал, извинялся. А потом снова увольнял. И так бесконечно. Это была его манера игры. Он – гений. И для того, чтобы создавать песни, ему всегда нужны были сильные, свежие чувства. Понятия не имею, как он пишет песни сейчас, но в то время он никогда не писал песни, адресуя их какому-нибудь абстрактному цветочку в вазе или незнакомой женщине, которую увидел мельком за столиком в ресторане. Он писал песни для конкретных людей, которые эти песни потом пели. И чтобы получилось правдоподобно, чтобы песня разила слушателя наповал, автору необходимо было испытывать чувства к тому, кому он эту песню пишет. А для этого ему надо было вывернуть человека, которому он пишет, наизнанку и шиворот-навыворот, заставить его тоже испытывать что-то в ответ. Ни секс, ни чувственность тут были ни при чем. Никогда в жизни он не домогался нас, не хватал за коленки. Нет, это была очень сложная психологическая манипуляция его альтер эго. Он сходил с ума сам и сводил с ума окружающих, и вот тогда получалась действительно стоящая песня. Заставит тебя чувствовать себя ничтожеством, потом похвалит, потом опять пригрозит, доведет тебя до слез и бессонницы, ты ревешь всю ночь, а утром тебе отправляют написанный за ночь шедевр. Так родились «Притяженья больше нет», «Не оставляй меня, любимый» и другие композиции. С одной стороны, я понимаю, что, если бы он не играл с нами в эти свои игры, не было бы песен, которые любят миллионы. Но с другой – не могу не осуждать его. Это было бесчеловечно.

Когда я услышала этот голос в трубке, первое, что подумала, что опять я во всем виновата

«Смотри, я написал тебе песню», – сообщил он мне как-то. И показал: «Я не могу без тебя». Что я почувствовала? Я почувствовала себя особенной и очень любимой. Тогда я еще не могла разделять эти два чувства – к мужчине и к любимому отцу, которого у меня никогда не было. Что я могла дать ему взамен? Ничего, кроме огромной благодарности за то, что у меня наконец есть семья.

Это уже потом, спустя годы, я узнала, что у каждой из нас была такая вот своя песня. И нас, таких наивных и обманутых, было очень и очень много.

В те времена каждая солистка «ВИА Гры» получала по 100 долларов с концерта. Набегала весьма солидная сумма, потому что давали мы минимум 10 концертов в месяц, а в хлебные времена и все 20. Долгое время такое положение дел нас очень даже устраивало – до работы в группе ни я, ни девочки в глаза не видели столько денег. К тому же мы не успевали их тратить, поскольку жили в поездах и самолетах, перемещаясь из одного города в другой, нас кормили, одевали для выхода на красные дорожки и мероприятия, концертные костюмы нам шили, в общем, тратить заработанное было просто не на что. Но потом наши глаза стали постепенно открываться. Мы узнали, что в других герлз-бендах ситуация совсем другая, девочки из группы «Фабрика», например, имели в то время по 10 процентов с каждого выступления. А с учетом того, что «ВИА Гра» могла стоить от 10 до 50 тысяч долларов?.. В то время у Грации появился мужчина – серьезный человек, подкованный в бизнес-делах, и, узнав о наших ставках, он возмутился: «Девочки, это неправильно. Почему вы себя не цените?» И мы решились на разговор с продюсерами. Они очень долго сопротивлялись, слышать не хотели о том, чтобы пересматривать финансовую политику, но потом сдались, и мы стали получать по 3 процента с концерта. Понятно, что никому из нас даже в голову не приходило проверять, с какой именно суммы эти три процента нам давали. Но на тот момент это было не очень важно. Мы гордились собой, гордились первой в жизни победой. В тот момент я поняла, что для успешного существования в шоу-бизнесе обязательно нужно иметь финансовое образование.

У меня появились деньги, но это мало что изменило. Я продолжала одеваться в очень дешевых магазинах и не решалась купить вещь дороже 10 долларов. Мне казалось, что, если я куплю джинсы за 300 долларов, я совершу предательство перед всем районом, в котором живу, перед всеми своими соседями. На магазины крутых дизайнерских марок даже не смотрела, для меня это был по-прежнему какой-то инопланетный мир, мне казалось, что я их недостойна.

Деньги мне тратить было особо некуда, и я их копила – пообещала маме, что помогу ей поменять квартиру. Мама мечтала переехать из нашей халупы в хороший дом в хорошем районе. Мне показалось, что это будет правильно – помочь ей осуществить мечту.