Это был какой-то невероятный ад. Меня ненавидели не только эти 30 девушек, из которых Майк должен был выбрать себе невесту. Меня ненавидела вся страна. Рейтинг у программы был большой, цитируемость высокая, и только ленивый не высказался в мой адрес, какая я стерва, сволочь и дура. На меня выливались ежедневно потоки чудовищной грязи. Девушки в студии наперебой говорили: «Не может быть, как же ты с ней жил, бедный Майк, давай мы тебя пожалеем, а она плохая!» Хейтеры мне писали: «Ты курица, ты злая, ты его бросила, как ты могла предать такого хорошего мужчину?! Ты будешь гореть в аду!» Все это продолжалось год. Я не знала, куда от этой ненависти деваться. Даже прятаться пыталась. Умные люди советовали мне извлечь из этого пользу, дать на гребне хайпа пару громких интервью, рассказать, как было дело, заодно прорекламировать новый клип или коллекцию одежды. И, если бы у меня был для этого хоть какой-то ресурс, может, я бы так и поступила. Может быть, даже в студию к ним напросилась, поговорила с этими девицами, было бы у меня полчаса эфира в рейтинговом проекте. Но у меня не было сил бороться. Мне было так больно, что я не хотела дышать. Единственное, чего мне хотелось по-настоящему, – исчезнуть. Но исчезать вместе с двумя детьми очень сложно. Оставалось только терпеть и плакать от бессилия.
В какой-то момент девизом передачи стал слоган: «Мы ищем Монике новую маму». И вот тут уже мне стало совсем плохо. Я смотрела на все это, и мне хотелось кричать: «Подождите! А старую маму Моники мы куда денем? А мне куда теперь? У нее разве мамы нет?» Тут уже были затронуты не только мои интересы, но и интересы моего ребенка.
Мне понадобился еще год, чтобы пережить ту лавину ужаса, которая неслась признаниями с телеэкрана. Еще несколько месяцев после того, как «Холостяк» завершился, в мои комментарии в «Инстаграме» невозможно было заходить. 200 комментариев подряд о том, какая я сука. Так думала вся страна. И я ничего не могла изменить.
Итак, я снова была на дне – морально раздавлена, в финансовой пропасти и совсем без сил. Но надо было всплывать. Я должна была кормить свою семью, на содержание которой в Америке уходило по 30 тысяч ежемесячно (речь только о минимальных платежах – за жилье, детский сад, школу и продукты). Найти работу в Америке, чтобы чаще видеться с детьми, я не могла. Куда бы меня взяли? В «Старбакс»? В «Макдоналдс»? Официанткой в ближайшую забегаловку? Или певицей в ресторан? Мне было 30 лет, и за плечами уже была кое-какая музыкальная карьера, начинать ее заново совсем не хотелось. Оставались кастинги в кино. И я исправно ходила по ним, но у меня не было ни сил, ни энергии. Люди чувствовали, на каком дне я тогда находилась, и сторонились меня. Ни о каких ролях не могло быть и речи.
Знаете, я не очень верю в историю Золушки. Нам всем внушают с помощью этой сказки, что можно быть бедной и несчастной, сидеть и ждать, и в результате приедет прекрасный принц и спасет тебя. Этого не будет. Принц встретил Золушку в тот момент, когда она была в вечернем платье, с макияжем и прической, танцевала на балу, была весела и энергична. Я ни в коем случае не должна была сидеть и ждать никаких принцев. Чтобы достичь успеха, я должна была взять себя в руки и вернуть себе уверенность. Только тогда у меня бы все наладилось.
Я не могла сказать ничего другого – меня и ак все ненавидели
Единственным выходом в той ситуации было вернуться туда, где меня любили. То есть на сцену. Я так и сделала.
Начались мои бесконечные трансатлантические 12-часовые перелеты. Родственников, которые могли бы взять на себя полностью заботу о детях, у меня не было. Мне было очень сложно. А еще ведь каждый встречный в Москве буквально первым делом задавал вопрос: «Ой, а с кем же твои дети там?» Приходилось врать, что они с моей мамой. Я не могла сказать ничего другого – меня и так все ненавидели. А больше всех ненавидела себя я сама. Я не переставала думать о том, насколько я ужасная мать, не в состоянии нормально построить свой график. Но моя работа давала нам возможность жить, и отказаться от нее я не могла.