Я - сингуляр

Я повел в квартиру, он зашел по-хозяйски, взгляд критический. Моложе меня на четыре года, привык смотреть снизу вверх, я был защитником, учителем и наставником с того времени, как отец ушел к другой женщине, но когда догнал меня по росту, я ощутил, что младший братишка соревнуется со мной во всем, словно эдипов комплекс переместился теперь на меня.

Он взял меня за плечи, я видел сочувствие в его всегда веселых глазах.

– Слава, – сказал он, – вырубай здесь все на хрен. Мама велела привезти тебя.

– Да ладно, – сказал я вяло, – я с нею недавно говорил по мобиле...

– Недавно?

– Ну да...

– Это когда?

– Да что ты к таким мелочам? Не помню.

Он покачал головой:

– Ты говорил с нею три месяца тому. Ровно две минуты. Да знаю-знаю, что и говорить вроде не о чем. Но все-таки...

Я сказал недовольно:

– Ты бы еще меньше говорил, если бы жил отдельно. А так, конечно...

Он покликал по иконкам, закрывая и выходя, несмотря на мои протесты, из баймы, вытащил из бельевого шкафа чистую тенниску.

– Лови!..

Я сказал тоскливо:

– Давай я поговорю с нею по мобиле? Или по скайпу?

– У нее нет скайпа.

– Пусть воспользуется твоим.

Он помотал головой.

– Не сумеет. Да дело не в ней, сам понимаешь...

Я дал натянуть на себя тенниску, Денис вытолкал меня на площадку, сам запер квартиру и вызвал лифт.

Еще подходя к двери, мы оба ощутили, что из-под нее просачиваются вкусные запахи хорошо прожаренного мяса и специй. Мама открыла, румяная и улыбающаяся, пополнела за это время, но все равно молодая и цветущая женщина: налитое свежестью лицо, крупная белая грудь, соблазнительно выглядывающая в низкий вырез платья, полные белые руки, обнаженные до плеч.

– Славик, – сказала она нежно и, обняв, поцеловала в обе щеки. От нее вкусно пахло жареным мясом и печеными карасями, моим любимым в детстве лакомством. – Как я рада...

– Я тоже рад, – пробормотал я и вдруг ощутил, что в самом деле рад. Нормальные люди вообще-то в случае беды инстинктивно ищут помощи и защиты у родни, пусть даже простого сочувствия, а я, поколение пепси, точно так же инстинктивно старался забиться в нору подальше от родни, чтобы меня никто не видел, не слышал, не трогал и не беспокоил. – Я рад, мама.

Она повела меня на кухню, придерживая за плечи.

– Я приготовила ужин, все остыло, а вы так долго ехали...

Денис потер руки.

– Щас мы все почистим со стола! Пока ехали, проголодались. Правда, Славик?

– Правда, – согласился я.

Я в самом деле чувствовал и аппетит, и даже просыпающийся голод. Мама всегда готовит вкусно, у нее куча книжек по поварскому искусству, которые, правда, не раскрывает, но все равно они ее обязывают, как она говорила, держаться на высоте.

Я повел носом по воздуху, поглощая запахи. От мамы вкусно пахнет сдобными пирогами. Она их готовит с удовольствием, удаются на славу, нежнейшие и пушистые, хотя вообще-то мама торчать на кухне не любит, в ее время уже пришел фаст-фуд и расфасовка в гастрономах, когда нужно только подогреть. А пироги готовить научила бабушка, когда мама крутилась вокруг нее на кухне и лезла помогать.

И сама она похожа на только что приготовленный сдобный пирожок: улыбающаяся и такая сдобненькая, что хочется укусить.

– Мойте руки, – сказала она, – и приходите на кухню. Как раз будет готово.

Из ванной я прошелся по квартире, сколько здесь не был, а ничто не изменилось. И хорошо, что не меняется. Это так уютно, когда все такое же, как и в детстве...

Самая дальняя комнатка, маленькая и тесная, все так же служит спальней: там ничего не умещается, кроме двуспальной кровати и крохотной тумбочки.

Ее постель покрыта клетчатым пледом, рядом две продолговатые подушки, справа и слева по ночному столику. На левом маникюрный набор, штук семь тюбиков с разными кремами, особые щипчики для обкусывания ногтей на ногах, мобильник и крупные клипсы. На правом – пепельница и полупустая пачка сигарет.

– Повеяло родным? – раздался за спиной бодрый голос младшего брата. – И ты здесь когда-то кувыркался...

Я кивнул.

– Да, давно было, а как сейчас помню. Ты спишь в большой комнате на диване?

Он помедлил с ответом, я повернулся к нему, в его прищуренных глазах плясали насмешливые огоньки.

– Ну да, конечно.

– Здорово, – сказал я. – А я чуть не подумал, что ты спишь здесь.

– Где?

Я указал на правую сторону.

– Это твои сигареты. Бросать не думаешь?

– Уже снизил норму втрое, – сообщил он. – Мама молчит, но вообще-то она дым не очень-то любит.

– Значит, – спросил я, – ты все-таки...

Я замолчал, он сказал легко:

– Да, сплю здесь. Это, кстати, решает целый ряд проблем. Да и удобнее здесь, чем на диване. К тому же не надо его раздвигать всякий раз.

Я снова замолчал, пытаясь додумать недосказанное. Представить мать со взрослым сыном, которые среди бела дня прилегли на пять минут, чтобы отдохнуть и поговорить, я могу, но когда двое взрослых раздеваются и ложатся под общее одеяло, гасят свет и... пусть даже тут же засыпают, но во сне мы все ворочаемся, задеваем друг друга, закидываем ноги, обнимаем, щупаем...

Он хохотнул, взглянул на часы, голос прозвучал деловито:

– Пойдем в гостиную. Скоро матч начнется.