Я - сингуляр

Я вернулся в гостиную, Люша налил мне до краев, я сумел поднести фужер к губам, не пролив и капли. Организм начал впитывать алкоголь, словно пустыня долгожданную воду. А если не двести-триста, мелькнула угасающая мысль, а побольше, побольше... тысячи и миллионы лет...

– Бездельник, – заорал я безбашенно, – кто с нами не пьет!

Потом мы пили за любовь, вообще за женщин, за тех, кто в море, а потом все дружно орали, обняв друг друга за плечи:

Крышталэва чаша, срибна крэш,
Пыты чи нэ пыты – все одно помрэш!

Я тоже орал и чувствовал, как сердце наполняется мужской гордостью. Мы не дорожим жизнью, пусть трусы за нее цепляются, пусть они за нее трясутся, а нам плевать, мы – орлы, нам все по это самое, мы презираем трусов, мы пьем и жрем все, что шевелится, а что не шевелится – тоже жрем. И трахаем. И вообще нам ничто не страшно, потому что мы – лихие ребята...

Казаки, что пели эту песню, красиво погибали на поле боя, не страшась неприятеля, а мы не страшимся пить и есть то, от чего предостерегают пугливые медики. Мы не страшимся напиваться и тем самым сокращать жизнь, мы не трусы и не трясемся, стараясь прожить как можно больше. Раз родились, значит – помрем, это закон мироздания, помирают от старости даже звезды и галактики. Вселенная и то когда-то помрет, даже известно, когда помрет, потому глупо и кощунственно переть против матери-природы.

– Люша, – сказал я, – Люша...

Я сам удивился нежности в своем голосе, только сам Люша не удивился. Большой, огромный и добродушный, как раскормленный сенбернар, он смотрел добрыми глазами из-под нависающих на глаза толстых мясистых век.

– Все в порядке, Слава.

– Ты не знаешь, – возразил я, – что хочу...

– Да знаю, знаю...

– Что я хочу сказать, – сказал я упрямо, – я тебе этого никогда не говорил.

– Ну говори...

Я вздохнул, обнял его, чувствуя большое надежное тело друга, что не подведет, подставит крепкое плечо в трудную минуту, ибо у мужчин есть то, чего нет у женщин, – мужское братство, мужская солидарность и молчаливая взаимоподдержка.

– Я был не прав, – прошептал я, опуская голову и пряча глаза. – Черт, почему я поддался? Да еще на такое?.. Сейчас вот даже не понимаю, какое затмение...

Огромная ладонь непривычно деликатно похлопала по моей сгорбленной спине.

– Это понятная слабость... – прогудел сверху могучий голос.

– Слабость...

– Понятная, – повторил он настойчиво. – Ты человек, а не робот. Вот тебя и качнуло... Был бы ты менее впечатлителен, ты бы даже не повел в их сторону сяжками...

– Все равно, – сказал я потерянно, – я показал себя таким трусом! Теперь все зеркало оплюю...

Широкие, как лопаты, ладони все похлопывали меня по спине.

– Ты сам сказал, затмение! Точное слово, Слава. Было затмение, так что плюнь и забудь. Не грызи себя... Мы люди, и живем, как люди. Человек – это звучит гордо...

– Трагически, – сказал я, щегольнув школьным знанием, что Горький вместо «гордо» сперва писал «трагически».

– Трагически, – согласился он. – Но, как говорил Кьеркегор, надо жить с мужеством отчаяния...

Вообще-то это говорил Камю, создав экзистенциализм, но Люше позволительно не знать тонкостей, а имя Кьеркегора звучит лучше, не всякий выговорит и вообще запомнит, так что Люша молодец, а я думал, только тупой футбольный фанат...

Со стороны балкона кто-то крикнул весело и лихо:

– Кто не курит и не пьет – тот здоровеньким помрет!

А вот фиг тебе, мелькнула мысль. Кто не курит и не пьет, у того есть шанс дожить до того времени, когда умирать будет не обязательно...

И сразу же мыслишка испуганно скрылась, чтобы не убили. А нечто древнее и мохнатое, ужасающе могучее, сказало мне тепло и властно, что все это фигня, мы – смертны, и умрем, как все. Как все люди.

Глава 14

Как и кто меня доставил домой, не помню, валялся в постели до полудня, вялый и дохлый. Голова раскалывается уже от попыток повернуть ее направо или налево.

Наконец я сумел воздеть себя на задние конечности, заполз на кухню, цапнул большую булку, а с нею перебрался к компу. Великолепная байма раскрыла объятия, я с облегчением нырнул в мир, где у меня все хорошо, где я герой, а мобы от моих могучих ударов падают замертво.

В перерыве между схватками я услышал настойчивый звонок в домофон. Чертыхаясь, ну кого черт принес отрывать от виртуального мира, где я герой и красавец, потащил себя на полусогнутых в прихожую. Морда на крохотном экранчике сперва показалась незнакомой, я хлопал глазами, из динамика донеслось:

– Давай открывай, Славуха!

– Дениска?.. – сказал я с удивлением. – Ни фига себе... Давай заходи!

Дениска дернул дверь раньше, чем я нажал на кнопку с изображением ключика, я извинился и нажал снова, он улыбнулся, изображение исчезло.

Я поспешно вернулся в байму и написал, что я AFK, то есть перс мой в игре, но я сейчас от компа отошел. Лифт как раз поднял Дениса, он вышел шумный и веселый, с ходу обнял меня.

– Что-то похудел, похудел... Старший брат должен быть огромен и толст!