То, что письма эти, рассчитанные на внимание если не всей эмиграции, то, по крайней мере, ее демократической части, были адресованы именно Н.В. Чайковскому, никого не удивило. Только один человек, кроме Чайковского мог считать себя представителем живой и непрерывной традиции освободительного движения с того дня в далеком 1869 г., когда несколько петербургских студентов решили образовать кружок самообразования, выросший потом в организацию «чайковцев». Человек этот – М.А. Натансон – умер в 1919 г., создав последнюю из длинной череды революционных организаций и партий, у истоков которых он стоял – партию «революционных коммунистов». Но Натансон, сотрудничавший с большевиками с осени 1917 г., благословивший разгон Учредительного собрания и вошедший в президиум ВЦИК Советской России, для большинства российской демократии уже давно был ренегатом. Чайковский же последовательно боролся с советской властью, воплощая собой единство демократических традиций и антибольшевизма.
Не было в кругах российской эмиграции другого человека, к которому с равным уважением относились и «правые» и «левые», не был морального авторитета выше, чем у «дедушки русской революции» Н.В. Чайковского. Поэтому совпавшие по времени объяснения отступников были обращены именно к Чайковскому, показалось всем вполне естественным. Всем, но не ему самому. Внешне Николай Васильевич оставался тем же деятельным и активным борцом против большевизма.
В.В. Игнатьеву (или тем, кто это письмо готовил), он дал гневный отпор, назвав его письмо «напыщенной и лживой фальшью» [54,192]. Его собственная деятельность на посту председателя «Центра действия» была оценена большевиками по самой высокой шкале: в 1924 г. он был заочно приговорен в СССР к смертной казни. Но сомнения все чаще и чаще стали посещать его. Сомнения не в правоте его дела – тут он был спокоен и тверд. Вопрос, который он все чаще и чаще задавал себе, был связан с историей почти пятидесятилетней давности: не потому ли люди, изменившие своим идеалам, выбирают его для своей открытой исповеди, что он сам в то время, когда «чайковцы» пошли «в народ» и вступили в единоборство с самодержавием, уехал в Америку, пахать землю и заниматься самоусовершенствованием?
Не мог не вспомнить Николай Васильевич и событий 1888 г., когда Л.А. Тихомиров, последний из членов Исполнительного комитета Народной воли (его «героического» состава), решил покончить с революционной деятельностью и перейти на сторону правительства. Тогда, прежде чем опубликовать брошюру «Почему я перестал быть революционером», Лев Тихомиров отправил Чайковском письмо с объяснениями. «Ты умел несколько раз в жизни думать по-своему, – писал Тихомиров. – Я пишу тебе. С массой ничтожностей я не стану объясняться» [57,192]. Не потому ли ренегаты и отступники обращаются к нему, что чувствуют в нем родственную душу? И имеет ли он право на то уважение, тот почет в демократических кругах России, которым он был окружен последние 20 лет? Эти или подобные вопросы вставали перед ним неоднократно, а когда жизнь, со всей очевидностью клонилась к закату, оставить их без ответа Николай Васильевич не мог.
Когда-то уход в «богочеловечество» навсегда остался для него невысказанным упреком со стороны многих друзей по кружку «чайковцев». Теперь, в конце жизни он хотел быть абсолютно честным с собой, и чистым в общественном мнении. В январе 1926 г. он опубликовал «Открытое письмо друзьям».
«В настоящий момент наступающего конца моей политической карьеры, – писал 75-летний Чайковский в этом письме, – на мне лежит долг перед русской общественностью выяснить, почему пятьдесят два года тому назад я сам перестал быть чайковцем» [91,275].
Ставший под конец жизни православным христианином, Н.В. Чайковский в своей открытой исповеди не оправдывал «богочеловечество». Но и сам он не оправдывался. Спокойно и твердо он отстаивал то самое убеждение, которое вызвало к жизни «богочеловечество» и которому он остался верен всю жизнь. Фразой из этого открытого письма мы и закончим книгу о «богочеловечестве»:
«Я никогда не мирился с классовой ненавистью и всегда сторонился ее».
Приложения
Приложение 1 Тезисы «новой религии». Из письма А. К. Маликова к жене
«(…) Пусть хоть над этим подумают мои критики: была ли когда прежде такая вера. Пусть они постараются следующие тезисы наши:
Мысль идет вслед за верой.
Какова вера, таковы и знания.
Вера, т. е. религия или нравственное чувство людей развивается на основании законов логики, так же как и мысль.
Эти логические ступени чувства идут в истории человечества последовательно и, наконец, завершаются в создании Богочеловечества.
Т. к. всякая предшествующая логическая ступень чувства по закону логики содержит в себе непримиримые противоречия, то отсюда вытекает раскол в чувстве, т. е. страдание – раскол в мысли и кровь в деле».
ГАРФ. Ф. 1112. Оп. 2. Ед. хр. 1032. Л. 10 об.