Я сказала правду

Но теперь эта проблема исчезла из моей жизни благодаря диагнозу, который я поставила сама себе, покопавшись в Интернете. Вы и представить себе не можете, как быстро вешают трубку даже идеально обученные телефонному маркетингу люди, когда слышат, что человек страдает депрессией с невротическим компонентом! Стоит только начать им рассказывать про разницу между невротическими и психопатическими расстройствами — как они сразу сдаются! И нет никакого повода мучиться угрызениями совести!

На удивление легко избавившись от назойливой собеседницы, я снова засела за компьютер, чтобы побольше узнать о себе и своей депрессии. Чтиво было на редкость занудным. В числе прочего я прочитала, что постоянные жалобы людей, страдающих депрессией с невротическим компонентом, на то и дело возникающие конфликтные ситуации нормальны, в отличие от таких же жалоб людей, страдающих депрессией с психопатическим компонентом.

Да ну?

Жаль, никто не потрудился напрячь мозги и понять, что человек в депрессии постоянно находится в состоянии конфликта. Может быть, я с моим депрессивным расстройством еще могла бы рассчитывать на понимание, если бы всю мою семью накрыло лавиной. Но уж точно никто не понимал, почему мне до чертиков хотелось умереть из-за того, что моя лучшая подруга ждет — ребенка.

Я и сама этого не понимала.

«Прекрати хныкать и начни мыслить позитивно». Еще в детстве я возненавидела эту фразу. Моя мама повторяла ее, чуть ли не каждый день. Много лет я не могла быть в согласии с самой собой из-за того, что у меня не получается мыслить позитивно. Например, о Клаусе Колере. Или о парне с ником damskiyugodnik007. Если бы я могла позитивно отнестись к мужчинам, которые в ресторане рассыпают на стол сахар и выписывают на нем рисунки, мне никогда не пришлось бы уходить через черный ход. Если посмотреть на это таким образом, то получается, что позитивное мышление — совершенно идиотский способ решения проблем.

Для людей с аналитическим складом ума, таких как я, самое худшее — видеть перед собой решение проблемы и не иметь возможности им воспользоваться. Теперь, покопавшись в Интернете, я наконец-то все поняла: просто «позитивное мышление» определенно лежало за рамками возможностей человека, подверженного депрессии с невротическим компонентом.

Наверное, предрасположенность к такого рода заболеваниям у меня с детства. Вспоминаю случай с пасхальным шоколадным зайцем. Мне тогда исполнилось восемь лет, и я так полюбила этого зайца, что решила не есть его, а состариться с ним вместе. Но моя прожорливая сестра Лулу, прикончив все свои сладости, нацелилась на Ральфа.

В то время наша мама увлекалась здоровым образом жизни и правильным питанием, и сладости были в нашем доме редкостью. Они появлялись только на Рождество и Пасху. Когда гости приносили нам шоколадки или что-то подобное, мама все забирала и потом выдавала строго в соответствии с нормой, существовавшей только в ее голове. Иногда мы покупали разные вкусности на свои карманные деньги, но делать это было запрещено, поэтому поглощать все приходилось вне дома с соблюдением самых строгих мер предосторожности. Мы завидовали детям, которые имели свободный доступ к полкам со сладостями, и дружили охотнее с этими детьми, чем с остальными. Например, Чарли стала моей лучшей подругой, в частности, потому, что могла есть столько «Киндер» — шоколада, сколько хотела, и всегда делилась им со мной.

«Когда-нибудь вы меня еще поблагодарите», — неизменно отвечала мама, услышав наши жалобы на то, что единственной сладостью, которую мы получили за день, был изюм в мюсли. Насколько мне известно, никто из моих сестер до сих пор ее не поблагодарил.

Лулу больше всех страдала из-за дефицита шоколада и повсюду разыскивала моего зайца Ральфа. Она даже предложила мне почитать свой дневник, если я добровольно отдам его ей. Но я осталась верна Ральфу.

Через пару дней Лулу все-таки нашла зайца в коробке из-под обуви на шкафу, где я, казалось бы, надежно спрятала его под кучей платьев Барби. Я подняла дикий рев, вернувшись домой и обнаружив, что от Ральфа осталась только обертка.

Лулу на два дня посадили под домашний арест и заставили извиниться передо мной.

— Мне жаль, что я его съела, — сказала она и стерла шоколадное пятно с уголка рта. — Но он бы все равно скоро начал таять.

Я заревела, и Лулу пришлось возместить стоимость Ральфа из своих карманных денег. Она нехотя положила две монеты на мою тумбочку.

— Ну вот, теперь ты можешь прекратить эту истерику, — сказала мне мама. — Все опять хорошо.

Но это было не так, потому что, как я теперь знаю, я была склонна к депрессии с невротическим компонентом. И, согласно сведениям, приведенным в Интернете, моя мама должна была с понять мое сложное конфликтное состояние, но она этого не сделала.

— Ну почему ты все еще ревешь? — удивленно спросила она.

— Потому что я хочу своего Ральфа обратно, — всхлипнула я.

Лулу заявила:

— Я могу засунуть два пальца в рот, тогда он вернется. — И все, кроме меня, рассмеялись.