Я — следователь

Не может несчастье проникнуть туда,
Где бодрствует ангел на страже всегда...

Услышав эти слова, Соколова не справилась с собой, закрыла лицо руками и заплакала. Ее трясло, как в лихорадке, она была почти в беспамятстве. Ей казалось, что хор поет где-то наверху, над головой. Тишина и умиротворение снизошли на нее.

На следующий после моления день врач в больнице сказал:

— Внуку вашему стало лучше, теперь пойдет на поправку.

«Вот оно, чудо, свершилось», — подумала Мария Степановна, и сердце у нее радостно забилось, но тут же тоскливо сжалось: «Пошла бы пораньше, и Павлуша был бы живой», — и она почти с ненавистью подумала о муже, запретившем ей раньше обратиться к «брату» Петру.

С тех пор Мария Степановна стала все больше и больше отдаляться от мужа. Ей казалось, что только там, в общине, идет настоящая жизнь, которую следует прожить на земле, чтобы подготовиться к бессмертию. Руки ее делали привычную домашнюю работу, а мыслями она была среди «братьев» и «сестер».

Каждый раз на молитвенном собрании Соколова страстно ждала той минуты, когда все начинали молиться вслух, рыдать, каяться, испрашивать у всевышнего милости. Вскоре она стала одной из самых ярых фанатичек в секте пятидесятников.

Другим путем пришел в религию «брат» Петр, который стал руководителем, наставником и властителем души Соколовой, волю которого она выполняла беспрекословно.

Его родители в свое время были матерыми спекулянтами. Дом у них был полная чаша. Соответственно и сыну они ни в чем не отказывали. Избалованный, привыкший к тому, что любые его желания исполнялись, вихрастый рыжеволосый парень верховодил сверстниками. Он привык быть первой величиной и дома, и на улице. В школе поначалу тоже был первым, но постепенно от родителей, которые часто при нем вели разговоры о своих «коммерческих» делах, перенял пренебрежительное отношение к труду и твердо усвоил, что счастье в жизни дают только деньги, и чем их больше, тем лучше. Поэтому он, еле-еле окончив школу, стал уже подумывать о том, как лучше использовать родительскую мошну для продолжения легкой и сытой жизни. Но, видно, родители слишком увлеклись своей «коммерческой» деятельностью, за что и отбыли в места не столь отдаленные. Ставший уже великовозрастным Петр начал искать подходящую работу, но в любом месте для того, чтобы получать деньги, надо было честно трудиться, а это противоречило его стойким убеждениям. Петр был неглуп от природы и весь свой ум направил на изобретение легких способов добывания денег — стал мошенником. Много доверчивых людей оплачивало его веселую жизнь. Но в конце концов он все же попался. «Три года лишения свободы», — гласил первый приговор.

Отбыв срок наказания, Нестерец научился подделывать облигации государственных займов, и... снова колония. Годы шли, второй срок наказания подходил к концу. Петр начал серьезно задумываться о честной жизни. Возможно, он и порвал бы с прошлым, если бы не одна встреча...

Как-то в колонии появился седой благообразный старикашка, неизвестно за что получивший срок. Он и рассказал Петру о пятидесятниках. Вскоре разговоры их стали долгими и систематическими. Сначала Петр слушал просто от скуки, но однажды у него мелькнула мысль: «Надо переквалифицироваться». От старика он узнал многое о создании этой секты, ее целях и принципах деятельности.

На свободу Нестерец вышел, снабженный нужными адресами. Он завел необходимые знакомства, читал «духовную» литературу, а когда почувствовал себя достаточно подготовленным, стал действовать уже как проповедник. И опять началась безбедная, сытая жизнь. Она продолжалась почти девять лет. Почти девять лет Петра, как он откровенно и цинично признавался в письмах к своему родителю, «питал бог». Но сам он не верил ни в бога, ни в черта. Деньги — вот какой был у него бог.

За «Христовы поучения» «брат» Петр успешно вымогал у верующих пожертвования для «божьих дел». Всю свою изворотливость, всю хитрость ума он направил на то, чтобы завлекать людей в секту и держать общину в слепом повиновении. Тайно на квартирах сектантов в поселке и в городе и даже в лесу устраивались молитвенные сборища, на которых людей доводили до исступления, когда они начинали выкрикивать бессмысленные слова, трястись, рыдать. И, если было нужно, в такие моменты «брат» Петр прибегал к холодному, расчетливому запугиванию:

— Сестра! Услышал бог твою молитву, хоть и грешна ты. В последний раз прощаются тебе сомнения в истинности евангельской веры, помни это!

Мария Степановна благоговейно слушала своего «брата» по секте и кивала головой. А «брат» Петр будто мед лил на сердце — говорил и протяжно, и сладко. Эта его речь и весь облик действовали на нее странно успокаивающе. Соколова никак не могла собраться с мыслями и только беспрестанно повторяла:

— Истинно, брат Петр...

— ...Значит, богу угодна жертва, — заканчивал «святой».