«Я слушаю, Лина…»

– Мы скоро уедем, Малыш. Все будет хорошо. И ты будешь свободен. Навсегда. Ты сможешь свободно гулять со мной в парке. Мы будем таскаться по кафе и объедаться мороженым. Ты любишь мороженое, Малыш?

Он не отвечал. Нахмурив лоб, он о чем-то сосредоточенно думал. Вдруг он встрепенулся. Улыбнулся и прикоснулся губами к моим волосам. Я облегченно вздохнула. Малыш любил меня. И остальное становилось неважным. Остальное теряло смысл. Смысл моей жизни был в одном. И замыкался на одном. На моей поздней любви…

Достать паспорт оказалось делом нелегким. Но риск, с которым я на это шла, был вполне оправдан. У меня не было другого выхода. И законный путь в этом деле был для меня закрыт. Оставалось идти против закона.

Я знала человека, который этим занимался. Когда-то я ему здорово помогла, сократив срок до минимума. Я пожалела его больную жену и двух маленьких ребятишек. К тому же он был неглуп. Я бы даже сказала, интеллигентен. Что я высоко ценила в людях.

И вот спустя годы я обратилась к нему, сочинив какую-то преглупейшую и неправдоподобную историю про племянника. Запутавшегося в торговых махинациях. Стишов не поверил ни единому моему слову. И я, как можно естественней, улыбнулась ему в ответ.

– Ну, тогда считай, что это нужно для дела, Стишов. С целью розыска одного наиопаснейшего преступника.

Стишов улыбнулся и поправил свои очки. Не иначе он был рожден для науки. Но только не для подделки документов.

– А что, – блеснул Стишов очками, – уже издали закон о праве обращаться за помощью к преступникам?

– Это личное дело одного следователя, Стишов. К тому же очень милой и обаятельной женщины.

– Нисколечко не сомневаюсь, Лина. Но вы идете на риск.

– На риск мы идем вместе. Ты же не раз рисковал. А мне хочется узнать, что это такое. Говорят, повышается адреналин в крови. И говорят, это прелюбопытнейшее состояние.

– В таком случае, вам лучше скатиться на лыжах с Эвереста. А я с удовольствием последую за вами. Это гораздо безопасней. Поверьте, не самое лучшее в жизни, Лина, жить в постоянном страхе.

– Ну-у-у, – я развела руками, – у тебя есть надежный защитник.

И я протянула руку.

– Надеюсь, на всю жизнь, – пожал он руку в ответ.

Я молча кивнула. Впервые я шла на откровенную сделку с преступником. И впервые не видела в этом ничего страшного. Во всяком случае, адреналин в моей крови не повысился.

Распахнув дверь своего кабинета, я сразу же заметила посетителя. И мне это не понравилось. Неожиданности в последнее время ничего приятного не сулили.

– Салют, Лина! – слишком уж радостно приветствовал меня Даник. И его глаза возбужденно блестели. Он, как обычно, торжественно восседал на моем месте.

– Знай свое место, Даник! – по-настоящему взбесилась я. Он нехотя пересел за свой стол. Но торжествовать не перестал.

– К тебе посетитель, Лина. Ольга Васильевна Лиманова, – отомстил мне Даник. – Ты, кажется, что-то хотела ей сообщить?

Он мог бы и не представлять посетительницу. Я сразу же догадалась, кто она. Едва взглянув ей в лицо. Ну, конечно, те же зеленые раскосые глаза, в которых застыл страх. Те же полноватые чувственные губы. Те же густые темные волосы. Такие же неуверенные жесты. Но главное. От нее исходило необъяснимое обаяние. Несмотря на незапоминающуюся внешность.

– Ну же, – не унимался этот негодяй Даник. – Ну же, Лина! Говори! Ты же так во всем уверена. У тебя есть неопровержимые доказательства. Основанные на твоей интуиции. На твоей логике. Знании психологии преступника. У тебя в запасе даже анонимный звонок и свидетель по имени Хорек. Теперь ты с чистой совестью можешь сообщить важную новость матери этого парня.

– Прекрати, Даник, – грубо перебила я его. – Я бы вообще предпочитала разговаривать без свидетелей.

– Я не просто свидетель, увы, – Даник развел руками. – Я тоже имею отношение к этому делу. И к розыску подозреваемого. Поэтому имею право находиться в этом кабинете. Который, кстати, по счастливой случайности и пока мой тоже.

К сожалению, Даник имел это право. Хотя с преогромным удовольствием я бы вышвырнула его за дверь. Как нашкодившего кота.

– Я не гоню тебя, Даник. Но прошу, не корректировать мою речь. Я знаю, что мне сказать.

Как раз я понятия не имела, что говорить. Я совсем недавно обещала Малышу, что не сообщу матери о его так называемой смерти. Что найду нужные слова, которые вселят в ее душу надежду. Но в кабинете по-прежнему торчал улыбающийся Даник. И я тянула время, еще не зная, как выпутаться из этой ситуации. Но первой начала говорить, к моему удивлению, мать Олега.

– Не надо… Не надо ничего сообщать, – на ее глазах выступили слезы. – Я уже знаю… И я не верю. Он не мог покончить с собой. Не мог… Я не верю в его смерть. Нет, я просто уверена, что мой мальчик жив. И прошу… Нет. Я требую, чтобы вы продолжили его розыск.

Черт побери! Круг сужается. Мать требует продолжения розыска. Значит, должно продолжаться и расследование. Значит, вновь постоянный страх за Малыша. Постоянная ложь. Уловки. Чтобы его спасти. Господи, как я от этого устала. Нет, я не могу это допустить. Придется этой дамочке распрощаться с надеждами.