Расспросив о моем здоровье и получив ответ «здоров и прекрасно себя чувствую», Иваненко решил:
– Пошлем-ка тебя во вторую бригаду командиром взвода.
– Почему же командиром взвода? – возразил я. – Я на фронте командовал радиоротой, в тяжелейших условиях. Меня ценили… А вы посылаете меня командиром взвода. Чем я перед вами провинился?
– Молод ты, Чухрай. Не имеешь военного образования. Военный Совет тебя не утвердит.
– Я свое образование получил на фронте. Оно покрепче офицерской школы! – доказывал я.
Для меня это был не только вопрос престижа, но и желание иметь над собой меньше начальства. В армии это очень важно.
– Хорошо, – согласился Иваненко, – приходи завтра к девяти часам. Продолжим этот разговор.
Как обычно, я остановился в доме у Карла, куда добирался на трамвае.
На трамвайной остановке у дома Карла я встретил профессора Кисловского – отца другого своего школьного друга. Он поздоровался со мной, приставив по-военному руку к козырьку кепи.
– Между прочим, – сказал он, – я был в московском ополчении.
– В московском ополчении? – переспросил я.
Я всегда уважал его, но теперь стал уважать еще больше. Я знал о его дворянском происхождении и ироническом отношении к советской власти. И то, что в трудное для страны время он пошел защищать Москву, было мне и дорого и приятно.
– А вам было не трудно? – спросил я, имея в виду его возраст.
– Нет! Представьте, вовсе нет! Я хорошо стреляю, и мне нравится военная дисциплина. Для русского человека вполне естественно защищать Москву… Трудно мне было только… – Он замялся, а затем признался: – На политинформации! – И рассмеялся раскатистым добрым смехом.
В доме у Карла меня принимали как родного. Я никогда не чувствовал у них неудобства. Отец Карла расспрашивал меня о фронте.
На следующий день в назначенное время я был у Иваненко.
– Поедешь в пятую бригаду проверяющим.
– Я не чиновник, а боевой офицер.
– Поедешь! Это приказ! Напишешь отчет и пришлешь его мне. А мы подумаем о твоей должности.
Делать было нечего. Я выехал в расположение 5-й бригады.
Командир роты связи бригады, которого я проверял, оказался хорошим парнем, но алкоголиком. Он сразу признался, что пропил три парашюта и несколько пар кирзовых сапог.
– Ты понимаешь, что тебя будут строго судить?
– Понимаю.
– Я постараюсь сделать все, что могу, чтобы облегчить твою участь.
– Не надо ничего – я конченый человек! – возразил он.
И все-таки я написал отчет, в котором просил Иваненко отнестись к командиру роты с сочувствием и не губить парня. Ответ пришел не скоро. Иваненко приказывал:
1. Отстранить командира роты от занимаемой должности.
2. Направить его в госпиталь для принудительного лечения.
3. Роту связи принять мне.
Ритуал
Была выстроена вся рота. Прежний командир роты скомандовал «смирно!» и объявил, что по приказу командования он отстраняется от своей должности и отбывает на лечение. Затем я скомандовал «вольно!» и не по нами задуманным правилам спросил у роты, есть ли какие жалобы на прежнего командира. Рота молчала. Затем один из бойцов сделал два шага из строя и сказал грустно:
– Душа-командир… Такого у нас больше не будет…
Я понял, что в этой роте мне придется нелегко. Пока шел этот ритуал, я заметил в строю несколько девушек и своего товарища по московской школе, Марка Степанова. Я распустил строй, обменялся несколькими словами с Марком и вместе с командирами взводов удалился в землянку. Там пошла речь о переменах, которые надо бы произвести в роте. Прежде всего, по мнению командиров взводов, надо было избавиться от девчат.
– С ними трудно работать, – жаловался старшина Манзелевский. – Посылаешь в наряд парня – идет. Посылаешь девчонку – «не могу, я сегодня больна…» Машка Булынина четырех часовых обманула – ползала по-пластунски к своему кавалеру. Мы ее на комсомольском собрании разбирали, а ей это все до лампочки! Вот принесет нам в подоле – отвечать командиру роты: почему не воспитал…
– А меня не обманешь! – похвастал лейтенант Переломов. – У меня все записано: когда у какой бывают…
Не столько этот список, сколько самодовольная ухмылочка Переломова меня разозлила. «Это ведь дело очень интимное, а он хвалится своим списком! – подумал я и сказал старшине Манзелевскому:
– Пойдемте к девушкам!
Девчонки. Землянка
У двери в землянку девушек я почувствовал неуверенность. Что я им скажу? Как они на меня посмотрят? Да и дело непростое, деликатное. Но отступать было поздно. Я решительно открыл дверь в землянку, и первое, что меня поразило, – в землянке было светло. Я этого не ожидал. Однако быстро понял причину: девчонки оббили землянку парашютным шелком. Сами девчонки были без гимнастерок, в бюстгальтерах.
– Как вы одеты? Почему не по форме?
– Жарко, товарищ командир!
– Вы на службе. Это армия, а не детский сад! Вокруг большое количество юношей, молодых мужчин, а вы трясете своими телесами… Мы сейчас выйдем. Одеться по форме и позвать нас! В таком виде я с вами разговаривать не буду.