«Чтобы провести товарищеский обед Фрэнка Ширана, «Лэтин Казино» закрыли. Я хаживал в «Лэтин» в былые дни с Тощей Бритвой и толпой центровых воскресными вечерами. Там регулярно выступал Фрэнк Синатра. Много лет подряд там были все звезды: Эл Мартино, Дин Мартин, Либераче. Те же звезды, что выступали в Лас-Вегасе, выступали и в «Лэтин». Это был единственный ночной клуб в округе.
На банкет скинулись ребята из профсоюза кровельщиков Джона Маккалоу. 3000 человек ели бифштексы или омаров и сидели в баре. Был вечер пятницы, и многие католики ели только рыбу по пятницам, и они могли взять омара, но бифштексы были великолепны. Среди гостей были люди из различных местных отделений профсоюза водителей, и мои старые фронтовые товарищи, и кое-кто из руководства – разные люди. Председатель 676-го отделения Джон Грили вручил мне табличку «Человека года» профсоюза водителей. Джон Маккалоу объявил, что здесь, в зале, все начальство, и упомянул обо всех агентах ФБР, прячущихся с биноклями среди деревьев на улице. Желающему пройти в тот вечер в зал надо было, чтобы его кто-то знал. Мы отбирали билет и возвращали деньги, если ты никого не знал.
Джимми Хоффа был главным оратором, и он преподнес мне часы из чистого золота с бриллиантами. Джимми произнес великолепную речь: поведал всем, как я хорошо работаю и как много я сделал для трудящихся мужчин и женщин в Пенсильвании и Делавэре. Джимми окинул зал с возвышения и произнес: «Вот уж не думал, что ты так силен». На возвышении были также мэр Фрэнк Риццо, Сесил Б. Мур, глава филадельфийского отделения Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, бывший окружной прокурор Эмметт Фицпатрик, а еще полно видных политических и профсоюзных деятелей.
Моя жена Айрин и все четыре мои дочери сидели за столом в первом ряду. Младшенькой, Конни, в то время было всего 11. Долорес – 19. Пегги – 26. Мэри Энн – 28. В тот вечер они гордились отцом. Джимми пригласил Айрин подняться на сцену и вручил ей дюжину роз. Она стеснялась подниматься, и он уговаривал ее, пока она не сдалась.
Справа от стола в первом ряду, где сидели Айрин и мои дочери, был стол Рассела. Его жена Кэрри была единственной женщиной за столом. За ним сидели шишки из семьи Рассела Дэйв Остикко и Гаф Гварнери. За столом Рассела сидели Анжело Бруно и пара его людей. Все из центра города были за другим столом.
Рассел побился со мной о заклад, что я испоганю свою речь. Я закончил свою речь словами: «Благодарю вас всех от чистого сердца. Знаю, что не заслужил сегодняшнего вечера, но у меня артрит, и его я тоже не заслужил. Смотри, Расс, я не скомкал свою речь». Рассел отмахнулся от меня, и все засмеялись.
Для развлечения Джон Маккалоу пригласил итальянского певца Джерри Вейла. Он пел все старые итальянские песни, исполнением которых прославился, такие, как «Сорренто» и «Воларе». Потом он спел несколько ирландских песен, с которыми его познакомил Маккалоу. Специально для меня и Рассела он спел мою любимую в ту пору песню «Spanish Eyes». Не видя, кто поет, можно было подумать, что это Эл Мартино.
Частью представления были танцовщицы «Голддиггер Дэнсерс» с ногами от ушей. Это были красивые девушки. Все принялись надо мной подшучивать, предлагая подняться на сцену и станцевать с ними. В «Лэтин» яблоку негде было упасть, и танцпола не было, а то я потанцевал бы с самыми прекрасными женщинами в зале – моими дочерями.
В тот вечер мы все позировали для нашего фотографа, а когда получили свои фотографии, Джимми сказал мне: «Друг мой, вот уж воистину не думал, что ты так силен. Я действительно ценю всю ту поддержку, которую ты оказывал мне все эти годы. Я рад, что ты на моей стороне. Фрэнк, когда я вернусь, ты будешь моим ближайшим помощником. Ты мне нужен рядом. Если ты возьмешься за эту работу, я собираюсь сделать тебя секретарем «Международного братства» с неограниченным счетом служебных расходов».
– Знаю, что ты так и сделаешь, Джимми, – сказал я. – Для меня будет честью в один прекрасный день стать секретарем «Международного братства».
Это была моя мечта.
Джон Маккалоу нанял лимузины отвезти мою семью домой, а я повез Джимми в отель «Уорик». Я никогда не позволил бы, чтобы Джимми возвращался в отель в лимузине один. Ни о чем важном мы не говорили. Все важные разговоры были накануне вечером.