«Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца»

14 декабря 2003 года мне позвонила его дочь Долорес и сообщила, что ночью он умер. В тот день солдаты взяли в плен Саддама Хусейна. Услышав о захвате Саддама, я сразу подумал: «Интересно, что об этом сказал бы Фрэнк?» Он всегда был в курсе всех новостей. Когда произошло массовое убийство в школе Колумбайн и полицейские ждали на улице, пока убийцы в здании продолжали стрелять, Фрэнк сказал мне: «Чего ждут эти копы? Нам сказали бы взять танк, и мы пошли бы и взяли танк». Это были слова солдата. Когда влиятельного адвоката из Делавэра Тома Кэпано приговорили к смертной казни за убийство подруги, попытавшейся от него уйти, Ширан сказал: «За это не убивают. Того, кто тебе нравится, но кому ты больше не нужен. Надо просто расстаться». Это были слова эксперта. Когда в конце девяностых взорвали наши посольства в Африке и подозреваемым в организации взрывов назвали человека по имени Усама бен Ладен, я сказал: «Им следует убрать этого парня. Уверен, это сделал он». Но легендарный мафиозо произнес: «Если он этого не делал, он думал это сделать». И это было неплохо сказано.

В обоих некрологах, как в «Филадельфия инкуайрер», так и в «Филадельфия дейли ньюс», упоминалось о том, что Фрэнк Ширан уже давно подозревался в исчезновении Хоффа.

Я полетел домой на похороны и встретил там человека, который, склонившись над гробом, поцеловал Фрэнка в лоб, а потом подошел ко мне. Он сказал, что знает, что я пишу книгу о Фрэнке. Его дочь была домохозяйкой Фрэнка и часто видела, как мы работаем вместе, сидя на солнце в патио Фрэнка. Он сказал, что он был сокамерником Фрэнка в Сэндстоуне. «Представляете, как мало места в тесной камере мне оставалось с этим большим парнем?»

– Ему было трудно в Сэндстоуне, – сказал я, имея в виду влияние холодов на его артрит.

– Он нарывался. Не терпел неуважения ни от кого. Никогда не мог держать язык за зубами. Однажды он сказал мне, что какой-то парень, работавший в прачечной, не по-дает ему руки. Он сказал мне задержать парня у стены, сам отпустил свои трости, оперся о стену, ударил и нокаутировал его. Я сказал ему: «Эй, дал бы мне ударить его вместо тебя». В конечном итоге я пять месяцев не вылезал из дерьма за этот удар. Прежде всего я вообще не должен был оказаться в тюрьме. Даже Фрэнк так говорил. Они хотели достать помощника Анжело, его помощника в Нью-Джерси, и они составили заговор и вовлекли в него меня. Это не значит, что я ничего не делал. Я связал парня и отделал его, но он это заслужил. Но пятнадцать лет за это не дают.

– Они состряпали дело и на Фрэнка, – сказал я, – потому что пытались посадить его по делу Хоффа.

– Да. Вышла книга под названием «Тимстеры». Я лежал на верхней койке и читал ее, а Фрэнк был внизу. Я сказал что-то вроде: «Зачем везти тело в Нью-Джерси, если от него можно избавиться в Детройте?» Это его задело: «Что ты там говоришь?»

Итак, в тюрьме Фрэнк Ширан остался, возможно, более закаленным и смертельно опасным, но, по сути, все тем же бунтующим школяром, подкладывавшим на радиатор лимбургский сыр и одним нокаутирующим ударом сломавшим челюсть директора школы. Как он неоднократно говорил и повторял на последней видеозаписи: «83 года я задавал жару и отрывался – вот что я делал».

В этой последней видеозаписи я напомнил ему, что он в моем присутствии ответил журналисту, спросившему его, считает ли он свою жизнь интересной или неинтересной, что она была «суровой». Он раскаялся за отдельные поступки в жизни и сказал, что после каждого неизменно спрашивал себя, «правильно он поступил или неправильно». И хотя на видео этого нет, тот разговор с журналистом он закончил словами: «Если бы я совершил все, что мне приписывают, и если бы мне надо было совершить это снова, я бы этого делать не стал».

Напомнив ему об этом разговоре, я сказал:

– Ну, сейчас, Фрэнк, ты спокоен, и это главное.

В постели он рассматривал фотографию с вечера чествования Фрэнка Ширана, на которой был запечатлен с Джимми Хоффа.

– Целую жизнь тому назад, правда? – сказал он.

– Правда, – сказал я.

– Кто бы мог… кто бы мог предвидеть… Кто на этой фотографии мог бы предвидеть, что сегодня мы будем с тобой разговаривать?

Эпилог. К первому изданию в мягкой обложке 2005 года

«Агент по продаже недвижимости…» От этих четырех коротких слов у меня по спине побежали мурашки, когда я в последний раз снимал на камеру большого ирландца. Запись была формальностью, подтверждением, наподобие постановки подписи под признанием, уже существовавшим на аудиокассете. Я не предполагал, что съемка выльется в новое признание. Но мой роман основан на проведенных мною допросах в ходе расследования особо тяжких преступлений, и, как говорит Сара, персонаж «Права не отвечать на вопросы»: «Признание – такая же жизненная необходимость, как пища и крыша над головой. Оно помогает выкинуть из головы психологический мусор».