Я слышу, как ты дышишь

— Можно. Один вышивала матушка, с которой мы вместе работали на кухне, ее все называли матушкой, потому что, кроме кухни, она еще занималась детьми, когда была молодой. Потом здоровье ухудшилось и она стала работать только на кухне. Она приболела и я запретил поварятам ее будить, и до обеда делал ее работу, пока она сама не проснулась. Она очень ругалась, но на самом деле была рада, что я никому не сказал, и следующей ночью вышила мой пояс, в благодарность.

— А почему не сказал? Болеет же, врача надо.

Он горько рассмеялся, качнул головой:

— Слугам не вызывают врача, это очень дорогое удовольствие, слуги либо лечатся сами, своими примитивными методами и молитвами, либо умирают. Цыньянские рабы считаются самыми крепкими и выносливыми, поэтому их покупают на самые тяжелые работы, но причина у этой выносливости простая — хилые умирают еще в детстве. если дожил до пятнадцати, значит очень крепкий, можно на каменоломни покупать.

— Жесть какая, — прошептала Вера, посмотрела на министра, — их реально надо завоевать, хотя бы ради того, чтобы это прекратить. А второй пояс кто вышивал?

— Тоже девушка с кухни, я ей нравился, — он гордо улыбнулся, устроился поудобнее,

— ее продали в другой дом, так что она знала, что мы больше не увидимся, поэтому в свою последнюю ночь в доме Кан она украла мой пояс, и подбросила уже с вышивкой, на память. Это очень смело, обычно так не делают.

— А как делают?

— Обычно парни пояс как бы забывают, под каким-нибудь глупым предлогом, или оставляют у девушки всю одежду, просят постирать или зашить, говорят, что домой грязным-драным идти нельзя, накажут. Она стирает, зашивает и добавляет вышивку на пояс, если хочет. Если не хочет, то не добавляет, он тогда больше не приходит. Если он конечно не "покладистый".

Вера понимающе улыбнулась и спросила:

— To есть, это могут делать не родственники и не близкие?

— А зачем это делать не родственникам и не близким? — загадочно прищурился он,

— если делают, значит близкие.

— А почему ты их не носишь?

Он посмотрел на кончик пояса, поджал губы и осторожно сказал:

— Это… вроде как хвастовство.

— Ну и что? Цыньянские боги не считают гордыню пороком.

Двейн опустил голову еще ниже, министр иронично фыркнул:

— Ну что ты, давай, не стесняйся, — Двейн стал изучать стену, Вера посмотрела на министра, он ухмыльнулся: — Благородный и милосердный Кан Двейн Старший просто не хочет вызывать у меня зависть, потому что знает, что у меня вышитых поясов нет. Поэтому он каждый день мучается в неудобном карнском костюме, а на официальные мероприятия выбирает цыньянские костюмы, не подходящие по цвету к своим вышитым поясам, чтобы, не приведи боги, не выставить меня самым нежеланным отпрыском дома Кан.

— Цените! — шутливо задрал нос Двейн, министр прижал ладонь к груди: — Ценю.

Вера улыбнулась, наконец доела и встала убирать. Двейн подхватился помочь, но тут же зажмурился и сел обратно, поерзал и все-таки встал:

— Госпожа, спасибо за все, я пойду, наверное, хочу лечь.

— Иди, конечно. Что-нибудь дать с собой?

— А что у вас есть?

— To, что мы с Булатом готовили, и суп. Фрукты вот еще есть.

— Можно весь суп забрать?

— Конечно, это же твой эксклюзивный суп, — улыбнулась она, он посмотрел на министра, тот поднял ладони:

— Хорошо, я отнесу. Ездишь ты на мне, Кан Двейн Старший.

Министр забрал суп, они ушли, шутливо переругиваясь, Вера умылась холодной водой, но так и не смогла избавиться от головной боли и усталости, решила прилечь на минутку на диван, и отключилась.

4.31.6 Детская телепортация

Она медленно выплывала из сна, ее мягко покачивало, как на корабле, лицо обдувал ветер, было тепло и темно. Приоткрыв глаза, она поняла, что лежит на кровати в спальне, рядом на полу сидел господин министр и держал ее за запястье, но сразу же отпустил. Тихо сказал:

— У вас температура поднялась, Док прописал лечебные травы и запретил вас расстраивать. Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — она потянулась и перевернулась на бок, улыбнулась: — В моем мире это называется "детская телепортация", когда засыпаешь перед телевизором, а просыпаешься на кровати, и папа снится.

Он улыбнулся и опустил глаза, Вера помолчала, тихо спросила:

— Хотите пояс?

— Не все так просто, Вера. Я не Двейн, у меня много ограничений. — Она молчала, он молчал, медленно поднял глаза и медленно опустил, чуть улыбнулся: — Конечно, хочу. Но я хочу иметь на него право, и гордо носить, а не хранить в сундуке как вор.

— Это же могут делать не родственники?

Он медленно глубоко вдохнул, на секунду закрыл глаза, встал и совсем другим тоном сказал:

— Я ставлю чай, приходите.