Я слышу, как ты дышишь

— А что вам не нравится? — она осмотрела свои туфли, серую юбку поверх штанов, белую кофту поверх синей рубашки, руки даже не в чернилах, подняла непонимающий взгляд на министра: — Эту одежду покупала Эйнис, у меня есть еще один комплект, но он такой же, другого цвета только, коричневый. В чем дело? Синий — неприличный цвет?

Он зажмурился и опустил голову, потер глаза, медленно выпрямился и вздохнул:

— Будете перед балом общаться с портнихой, закажите себе нормальный гардероб в карнском стиле, это не одежда для благородной женщины, в этом можно ходить по кухне, но принимать гостей нельзя, и наносить визиты нежелательно.

— Что не так, вы мне можете объяснить?

— Вы же сами говорили, что оно сидит на вас мешком. Вам хотелось бы, чтобы вас видели в этом Артур и Эрик?

Она скорчила рожицу и уперла руки в бока:

— Кому я нравлюсь, тем я и в мешке нравлюсь, а кому не нравлюсь, те хай идуть в садочок, нажруться червьячкив!

Двейн с грохотом уронил ложку и согнулся над раковиной, дрожа плечами, министр смотрел на Веру со смесью обожания и желания хлопнуть себя по лбу, кивнул и сказал:

— Я вас понял, я сам все закажу. Идем, раздадим всем билеты "в сад", — протянул ей руку и обернулся к Двейну: — Явится Барт — выгони к черту, скажи, в этом холодильнике его еды больше нет.

— Хорошо, — шмыгнул носом Двейн, наклоняясь за ложкой, министр взял Веру за руку, вывел в библиотеку, остановился у стола, посмотрел на аптечку. Посмотрел на Веру, прикрыл глаза и качнул головой:

— Я уже жду бала, прямо предвкушаю. Возьму ваш телефон, буду ходить за вами и фотографировать их реакцию на ваше пренебрежение к условностям. Я потом список составлю, к кому обязательно надо подойти.

— Я умею вести себя прилично, — поморщилась Вера, — я дурачусь рядом с вами с Двейном, потому что мы вроде как банда, но с новыми людьми… что?

Он смеялся, закрыв лицо руками, шмыгнул носом и кивнул:

— Организованная группировка в законе, Вера Зорина и ее банда тефтельных маньяков.

На кухне Двейн опять что-то уронил, министр взял со стола телефон, включил камеру и повернулся к Вере, изображая ее позу посылательства "в садочок":

— Станьте вот так, — она рассмеялась, но стала. Он сфотографировал и кивнул: — Шедевр, назову "У ворот в сад". Идем… Хотя, нет, сейчас, дайте мне минутку, — выпрямился, закрыл глаза и медленно глубоко вдохнул, опять начал смеяться, но быстро взял себя в руки и перестал, наконец добился спокойной физиономии и повернулся к Вере: — Все, я готов.

Она продолжала на него смотреть, у нее опять было дежавю — когда он смеялся, он ей кого-то напоминал, это неуловимое сходство с непонятно кем, полузабытое, но неразгаданное, опять взволновало ее, заставив начать перекапывать память в сотый раз — на кого же?

— Все в порядке? — поинтересовался министр, Вера кивнула, чуть улыбнулась:

— Редко вижу, как вы смеетесь.

— Потому что я редко смеюсь, — у него мигом окаменела нижняя часть лица, как тогда, когда они только познакомились, это тоже царапнуло память — что тогда заставило его это сделать?

Он наклонился к ней и поднял на левую руку, в правую взял аптечку, осмотрелся и пошел к порталу.

* * *

4.32.6 Благословение потерпевших

С той стороны портала их встретила пара ребят в ниндзя-костюмах, министр поставил Веру на пол, убедился, что она в порядке, стал заполнять журнал. Постучал к Доку, Док позвал его в кабинет на что-то срочно посмотреть, министр приказал эскорту отвести Веру к Санту, а сам пообещал присоединиться позже.

Сант лежал недалеко от той палаты, в которой когда-то восстанавливался после транса Барт, внутри комнаты оказались почти одинаковыми — стол, шкаф, бледный желтоватый свет и три кровати вдоль стен, занята была только одна — на ней лежал забинтованный, обожженный и убитый горем министр Шен.

Вера с трудом сделала следующий шаг и попыталась отогнать иллюзию, напомнив себе, что это копия, а настоящий министр Шен сейчас в каморке Дока, совершенно целый, но картина все равно вызывала комок в горле и колючую нервную чесотку во всем теле, она сжимала пальцы в кулаки, чтобы не начать бессмысленно теребить ими что угодно, пытаясь выплеснуть этот разрывающий на фрагменты шелест кусочков мыслей в голове.

Он, похоже, был на обезболивающих, потому что своим недавно осознанным шестым чувством она не ощущала его боли, он вообще никак не ощущался, как будто там никого не было. Но картина… Забинтованная голова, вся, кроме лица, на лице толстый слой затвердевшей желтой мази, взявшейся неровной коркой на неровных ожогах, они вроде бы начали заживать, но все еще выглядели жутко. Глаза без ресниц и с короткой щетиной на месте бровей, распухшие красные веки, сухие светлые пятна в уголках. Руки, не забинтованные, гораздо хуже, чем лицо, на них смотреть было страшно, но парадоксально легче — руки министра Шена выглядели по-другому, похоже, меняли для сходства только ладони.

Парень приоткрыл глаза, дернулся и открыл шире, но тут же обмяк, лицо опять оплыло в маску без выражения.