Я смогла все рассказать

Внизу говорили на повышенных тонах, и я вышла из комнаты, пытаясь подслушать. Папа явно сердился, но я не могла ничего разобрать. Конечно, теперь он и мама запретят Биллу приходить к нам, хоть он и мой крестный.

Внезапно дверь гостиной распахнулась, и мама с Биллом вышли в прихожую. Они не заметили, что я наблюдаю.

– Ты ведь не веришь тому, что она наплела? – спросил Билл. – Что я мог причинить ей боль?

После того, что произошло потом, мой мир рухнул навсегда. Мать поцеловала дядю Билла в губы. Поцеловала человека, который только что издевался над ее дочкой.

– Ну конечно же нет, – ответила она. – Кэсси лгунья. Тебе, пожалуй, лучше не приходить, пока все не поуляжется, а уж я позабочусь, чтобы она больше не порола вздор. Она у меня не посмеет.

Я не могла понять. Почему мама так сказала? Я никого не обманывала. Я сказала чистую правду. Но кто поверит мне, если родная мать назвала меня лгуньей? Зачем мне придумывать такую ложь? Я думала, дядя Билл любит меня. Я нуждалась в его любви. Я вовсе не хотела всего этого.

Когда Билл уехал, мать позвала меня вниз; я стояла перед ней, напуганная, запутавшаяся. Сначала я надеялась, что она попытается как-то объяснить мне поступки Билла или скажет, что он больше никогда не придет, но я ошибалась.

– Как можно быть такой ужасной? – кричала она. – Как можно выдумать такое! Билл поцеловал тебя, проявляя нежность, потому что он любит тебя, а ты недостойна его любви. – Она сильно ударила меня ладонью по щеке. – Гадкая, неблагодарная лгунья. Я не верю ни единому твоему слову. Билл хороший человек, он всегда так добр к тебе, и вот как ты его отблагодарила. Больше тебя никто не любит, а виновата ты сама.

Я подумала, что такой нежности мне не нужно. Это же больно. И страшно. Мне совсем не хочется, чтобы это повторилось. Я не посмела сказать это матери, которая кричала на меня до хрипоты, все сильнее распаляясь.

– Бегом в комнату, – добавила мать. – И не смей даже заговаривать об этом. Поняла?

Я убежала наверх. Я была на грани сумасшествия. Дядя Билл сказал правду: никто мне не поверит. Никто не защитит. Я была одна против всех.

На следующий день за завтраком я пыталась заглянуть папе в глаза, посмотреть, жалеет ли он меня, но он старательно отводил взгляд. Не думаю, чтобы папа мне поверил. Если бы он верил мне, то Билла и на порог не пустил бы больше. Я уверена, что он так и поступил бы, мне всегда казалось, что он хочет любить меня, но ему не позволяют. Поэтому он даже не взглянул на меня.

– А вот и лгунья пришла! – с ухмылкой говорила мать на протяжении нескольких недель всякий раз, как я входила в комнату.

Она обращалась со мной, как с преступницей. Она и раньше была строга со мной, но теперь это стало просто невыносимо. Мама либо полностью игнорировала меня, либо с помощью язвительных жестоких фраз заставляла снова и снова осознавать, что я – изгой.

Дядя Билл на некоторое время пропал, и я временно могла не опасаться посягательств с его стороны. Зато мать невзлюбила меня еще сильней; я окончательно поняла, что она меня ненавидит и презирает. Говорят, в семье не без урода. Я была таким «уродом» в нашей семье.

Глава четвертая

Почти каждый день мать напоминала мне, что я испортила ей жизнь. Обзывала меня лгуньей. Говорила, что все было бы просто замечательно, не появись я на свет. Что бы я ни делала, все ей не нравилось. Во мне еще теплилась надежда, что однажды она подобреет, станет гордиться мной, полюбит меня. Этого так и не случилось.

Школа позволяла отдохнуть от этого кошмара. Я была тихой девочкой, но у меня было много друзей. Дети дружат из-за выгоды, а я так хотела всем понравиться, угодить, что меня всегда принимали в компанию. В учебе я не блистала, но очень прилежно занималась по всем предметам. В школе мне нравилось. Получив хорошую отметку, я бежала похвастаться маме, но ей было все равно. Она никогда меня не хвалила.

Матери хотелось, чтобы дети занимались музыкой, но ни сестры, ни Том не проявляли интереса, так что она заставила именно меня учиться играть на скрипке. Я часами практиковалась, ходила на экзамены и прослушивания; меня даже приняли в детский оркестр. Этого матери было мало. Она приходила на концерты, только если почетным гостем была какая-нибудь знаменитость. Тогда мать заявлялась под конец выступления с огромным букетом цветов. Все поворачивались в ее сторону: нельзя было не заметить такую видную, статную женщину. Основная программа заканчивалась, артисты выходили на бис, и мама посылала малютку Анну вручить гостю цветы. Зрители аплодировали, умиленные таким милым, трогательным жестом с ее стороны.

Мне нестерпимо хотелось закричать, что она притворяется, прикидывается доброй и великодушной. Только дома она показывала свое настоящее лицо, а на людях превосходно притворялась.