Я смотрю на тебя

– Ну что, это было так ужасно – ничего не видеть и позволить посмотреть на себя? – спрашивает он, прикладываясь губами к моему плечу.

– Это было потрясающе, – произношу еле слышным голосом. Я боюсь нарушить это очарование.

– Вся твоя необходимость в контроле, Элена, – это просто иллюзия. Только полностью отдаваясь своей сущности, ты становишься той, какая ты есть на самом деле. – Он гладит мой лоб, потом поправляет прядь волос. – То, что мы сделали сегодня, было лишь началом, – он улыбается, потом похлопывает меня по плечу. – Теперь повернись, я сделаю тебе массаж.

– Вся твоя необходимость в контроле, Элена, – это просто иллюзия. Только полностью отдаваясь своей сущности, ты становишься той, какая ты есть на самом деле.

Повинуюсь. Тело все еще ноет. Он встает на колени надо мной, его руки движутся свободно по моей обнаженной спине. Чувствую, как мышцы оживают.

Я не представляю, который сейчас час, я больше не считала звон колоколов. Понимаю только, что мне пора домой. Я знаю, что, проходя по этим узким, наполненным людьми переулкам, я буду чувствовать запах Леонардо. Он не оставит меня до двери дома, пока я буду подниматься по лестнице легким шагом, возносимая мыслями и чувствами. Этот запах останется со мной до конца дня, и ничто не смоет его.

– Элена, ты где? – Он щиплет меня за плечо, как бы пытаясь выдернуть из водоворота мыслей, в который я окунулась.

– Я здесь, но скоро мне нужно уходить.

Скоро… Останусь еще чуть-чуть. Потому что сейчас мне хорошо там, где я есть, в этом квадрате света, затопляющем пол, мое нагое тело – он и ничего больше.

Глава 10

Я не вижу Леонардо уже несколько дней. Внезапно он пропал, не сообщив ничего и не позвонив. И я слоняюсь без дела со странным чувством, будто мне что-то ампутировали. Со дня заключения нашего договора, если это можно так назвать, прошло не много времени, но Леонардо уже стал для меня чем-то необходимым. У меня появилась настоящая зависимость, которой я никогда прежде не ощущала. Я жду нашей следующей встречи, словно мы не виделись несколько месяцев: я принадлежу ему и хочу принадлежать еще больше. Никто раньше не вызывал у меня таких глубинных, невероятных чувств.

В палаццо его нет. Я заглянула в комнату Леонардо (веду себя как маньячка, мне это совсем не свойственно), там обычный беспорядок, смятая постель и, как всегда, разбросанные по ковру рубашки. Я попыталась позвонить ему на мобильный, но меня встретил холодный голос автоответчика, посоветовавший перезвонить позже. Я так и сделала, но снова никто не ответил. Леонардо исчез в никуда, и его молчание переполняет меня вопросами.

И основной из этих вопросов: а если он уже устал от меня? Мне в голову приходят самые абсурдные мысли. Иногда я представляю его на больничной койке, под капельницей, а потом, через минуту, – в шикарном номере отеля, получающим удовольствие в объятиях другой. Возможно, он бросил меня ради фигуристой скрипачки: это наиболее вероятная гипотеза.

Работа не помогает мне отвлечься: рука дрожит, глазам не удается сконцентрироваться, а в мыслях рождается тысяча догадок. Иногда я спрашиваю себя – смогу ли я когда-нибудь снова быть такой счастливой, как была там, соприкасаясь с его обнаженной кожей? Но более всего меня беспокоит мысль: думает ли Леонардо в эти дни обо мне так, как я думаю о нем. Это как наваждение.

* * *

Я возвращаюсь на вапоретто с острова Сан-Серволо [27]. Чтобы не сойти с ума от разных мыслей, я поехала посмотреть на выставку знаменитого норвежского фоторепортера. Не знаю, стоило ли это делать? Конечно, иранские пейзажи зачаровывают глаз… Но будучи там, передвигаясь в одиночестве по заполненным людьми залам, я не могла не думать о Филиппо. Обычно на выставки я ходила с ним, и это было потрясающее ощущение: делиться мнением обо всем и понимать друг друга с полуслова. Иногда Филиппо часами стоял, облокотившись на стену, с записной книжкой и ручкой в руках, копируя авторские ремарки, делая наброски, записывая замечания. Порой я теряла терпение и, отобрав у него любимую записную книжку, вытаскивала Филиппо наружу. При этом мы смеялись как сумасшедшие.

Но если бы Филиппо был здесь сейчас, все бы очень усложнилось.

Легкий туман находит на воды Лагуны, и день в молчании тонет за горизонтом. Я любуюсь закатом с вапоретто, и мне кажется, что я двигаюсь по нему вместе с солнцем. В этот час в воздухе Венеции всегда разлита странная ностальгия.

Схожу на остановке Сан-Закария, сталкиваясь с людьми на причале. На пристани вапоретто обычно все люди и их мысли кажутся особенно близкими, стекающимися в одной точке.

Я любуюсь закатом с вапо-ретто, и мне кажется, что я двигаюсь по нему вместе с солнцем. В этот час в воз-духе Венеции всегда разлита странная ностальгия.