Я сплю среди бабочек (СИ)

Как бы сильно жизнь не щелкала нас по носу, мы все равно продолжаем верить в чудеса — это, как я полагаю, заложено в наших генах наравне с цветом волос или предрасположенностью к тому или иному эталону поведения. Вот и я, несмотря на явную холодность Адриана, продолжаю строить воздушные замки и мечтать о несбыточном: взять хотя бы тот факт, что запершись в своей новой салатовой комнате, я достаю из шкафа бежевое неглиже и, раздевшись донага, трясущимися руками натягиваю его на себя. Расправить откровенную вещицу по своему телу ох как приятно: провести ладонями по контурам груди, касаясь сосков, скользнуть вдоль живота к бедрам, а потом обратно — я проделываю все это с закрытыми глазами, представляя себе руки Адриана, совершающие это молчаливое путешествие вдоль моего тела. От сладкой истомы меня бросает в жар, и я тихо стону.

Адриан!

В дверь негромко стучат.

Адриан? Я настолько замечталась, что почти готова поверить в то самое, несбыточное, но во время понимаю свою ошибку — нет, это не Адриан: Юлиан. Это ведь он просил меня оставить дверь незапертой для него…

Я подкрадываюсь к двери и приникаю к ней своим ухом.

Шарлотта, что за игрушки? — слышу я его обиженный шепот. — Я думал, мы обо всем договорились. Открывай! — он снова стучит, и я было решаю схорониться и не отвечать ему, да тут же пугаюсь того, как бы он не перебудил весь дом.

Я не открою, извини, — шепчу я ему в ответ. — Иди спать, Юлиан.

На пару секунд повисает тревожная тишина, а потом он с раздрожением произносит:

Так и знал, что ты снова решишь меня продинамить. Да только со мной эти игры не пройдут… — Слышу, как он вставляет в замочную скважину ключ, и тот ключ, которым я заперлась изнутри, выпадает на пол, оглушительно звякнув по паркетному полу. Откуда у него второй ключ?!

Затравленно озираясь, я хватаю с кровати свой банный халат и стремительно запахиваю его на себе. В тот же момент Юлиан входит в комнату и осторожно прикрывает за собой дверь.

Что тебе здесь надо? — пытаюсь не выдать голосом своей нервозности, которую с трудом удается обуздать.

Тебя, конечно, Шарлотта, — усмехается парень, делая шаг в мою сторону. — Я думал, мы обо всем договорились…

Я качаю головой и твердо произношу:

С этого момента мы больше с тобой не вместе, Юлиан, — и так вцепляюсь в запах своего халата, что чувствую покалывание в кончиках пальцах от отсутствия притока крови. — Хотела сказать тебе об этом утром, но говорю сейчас… раз уж ты все равно здесь, — секунднная пауза. — Мы ничего друг ко другу не чувствуем, вот и расстанемся по-хорошему…

Вижу, что мои слова не производят на Юлиана никого впечатления: он все также смотрит на меня своим плотоядно-насмешливым взглядом, словно ядовитая кобра, готовая к смертельному прыжку. Как я раньше не замечала у него этого взгляда?

Сегодня днем ты не казалась мне такой уж бессчувственной, Шарлотта, — парирует он, делая еще один шаг в мою сторону. — Особенно, когда ты стонала под моими руками… — Его улыбка по-настоящему пугает меня. — Хочу снова услышать их, Лотта, хочу услышать, как ты будешь кричать мое имя, кричать так громко, что его услышит весь этот немаленький дом… каждая его комната задохнется от зависти, вслушиваясь в твои исступленные стоны. Согласись, мое предложение звучит лучше твоего, не так ли?

Лучше уходи, — говорю я, увы, дрогнувшим голосом. Не от страсти, нет, от испуга. Меня пугают его дикие, ненасытные глаза, скользящие по моему телу… Словно Юлиан знает, что скрывается под моим халатом и готов силой заставить меня ему это продемонстрировать.

Не могу, извини. Одна юная чаровница обещала мне дивный подарок, и я намерен его получить.

Я стану кричать, — решаюсь предупредить я, но тот лишь еще больше склабится и произносит:

И привлечешь к нам внимание милой старушки в розовом ночном чепчике и строгого папочки со слабостью к рыжим кудряшкам? Ты уверена, что нам нужны лишние свидетели? Уверен, мы и сами прекрасно справимся, не так ли, моя дорогая? — с этими словами он подходит вплотную ко мне и сжимает мои плечи до хруста в суставах.

Я понимаю, что до этого момента по-настоящему Юлиана и не боялась, была уверена, что смогу урезонить его тем или иным способом, но теперь, когда он стискивает меня в своих по сути железных объятиях, — приходит осознание полной беспомощности и панического ужаса.

Уходи, — хриплю я что есть силы, отталкивая руками прижавшееся ко мне тело.

Не уходи, а входи, — шипит он мне в самые губы, шаря рукой под моим халатом, — вот что должна говорить папочке послушная девочка. Ты ведь у нас послушная девочка, Лотти-Каротти, не так ли?

Не называй меня так, чертов урод! — шиплю я в ответ, отбиваясь от опутывающих меня рук — злость горячей волной ударяет мне в голову. — Ненавижу тебя, слышишь. Не трогай меня! Отпустиии…