Я сражался в Красной Армии

Полк был уничтожен, не выполнив даже частично той задачи, которая была на него возложена. Бесцельно погибли сотни и тысячи людей, заплативших своею жизнью, за хаос, неразбериху, бесконечную тупость, преступное прожектерство, бюрократизм и наплевательское отношение к человеческим жизням, проявленное командованием красной армии.

Глава 6

В ГЛУБОКОМ ТЫЛУ

1. В Уральском военном округе

Контузия не была тяжелой, но, как иногда бывает, ослабевший человеческий организм воспринимает все иначе, чем абсолютно здоровый. Длительная голодовка и все пережитое за последние месяцы, довольно сильно сказались на мне. У меня начались всякого рода неполадки с сердцем и. т. д. Врачи прифронтового госпиталя «сплавили» меня очень быстро в ближайший тыл; там нашли, что нужно длительное лечение и отправили еще дальше; наконец, я очутился на Урале, в городе Свердловске (б. Екатеринбург).

Было начало июня 1942 года, когда меня выписали из госпиталя и направили в отдел кадров Уральского военного округа. Утром яркого, солнечного, летнего дня я подходил к зданию округа, расположенному на главной улице города. С задней стороны здания находился отдел кадров, распределявший офицеров, выходивших из госпиталей, присланных из частей, окончивших военные школы и т. д. На небольшой лужайке, перед домом, лежало и сидело около ста офицеров, чего то ожидавших.

Хотя я и видел виды, но эта картина — офицеры, лежащие почти на главной улице Свердловска — была потрясающа. В этом сказывался весь «стиль» красной армии. Чего ждали эти военнослужащие, мне так и осталось неясным.

Сдав дежурному документы, я стал ожидать вызова. Из обстановки ленинградского фронта, я попал в глубокий тыл; мне казалось, что здесь можно добиться использования меня по специальности. Но мои надежды не оправдались. Прошибать бюрократизм вообще трудно, но бороться с бюрократизмом, помноженным на человеческую некультурность и тупость — невозможно.

Капитан, принявший меня ничего и слышать не хотел о переводе меня на иную работу.

— Раз вас в Ленинграде направили на строевую должность, значит так нужно было.

— Да, поймите, что это была ошибка, связанная с особыми условиями, в которых находился Ленинград.

— Ничего не знаю и не хочу вмешиваться. Кроме того, ваш фронтовой опыт нам сейчас нужен здесь.

— Да ведь у вас уже очень много фронтовиков!

— Ничего, еще нужно….

— Но куда же я, все таки, могу обратиться?…

— Подайте заявление на имя командующего Округом. А ко мне явитесь через три дня за назначением — сказал он, подавая мне карточки на питание в столовой и на право занятия койки в офицерском общежитии. Разговор был окончен….

В общежитие я, конечно, не пошел, а отправился к одним знакомым, эвакуированным из Ленинграда, где, с их любезного согласия, решил провести несколько дней. Хотелось побыть среди нормальных людей и отвлечься хоть на короткое время от надоевшей армейской обстановки.

2. Бюрократы

Под вечер мы с приятелем пошли побродить по городу. Недалеко от главной улицы, на остановке трамвая, я, неожиданно увидел профессора Ивана Владимировича Б-ского, действительного члена Академии Наук СССР, эвакуированного из Ленинграда вместе с Академией, значительная часть которой находилась в то время в Свердловске. Мы взаимно были рады нашей встрече. После обычных первых бестолковых фраз, разговор принял деловой характер.

— Ну, слава Богу, вы живы!… А я, кого не расспрашивал о вас, — никто ничего не мог сказать; думал, что вас уже нет в живых! — говорил оживленно профессор. — Но, что вы делаете в армии? Как вы в нее попали?… Что это за офицерский маскарад?…

Я рассказал.

Профессор возмутился…

— Ведь это идиотизм! Да, понимаете ли вы, что в вашей области, вы сейчас один из немногих серьезных научных работников. Ведь кроме вас, еще двух-трех человек, которые неизвестно живы или нет — у нас никого нет. Вы знаете, что мой Институт находится здесь? У меня пустует вакантное место по вашей специальности. Кроме вас мне сейчас некого пригласить. Пустует Место в Академии Наук — понимаете? В Академии, а не где-нибудь! — закричал вдруг профессор. — Перевели Академию сюда, кричат о ценности научных кадров, требуют их сохранения, а сами черт знает, что делают! — кипятился Иван Владимирович.

Крупный ученый; пользовавшийся громадным авторитетом, не только в научных, но и в политических кругах — он сохранял известную независимость и позволял себе то, что не могли делать другие.

— Пойдемте ко мне, голубчик, — продолжал он — попьем чайку, побеседуем. Сегодня уже поздно с «ними» разговаривать. А завтра я сам пойду в Округ и, если они меня не послушают, так буду просить вице-президента Академии поговорить там на эту тему….

Мы отправились втроем. Весь вечер был проведен вместе. Вспоминали, говорили об интереснейших научных проблемах, последних новостях в этой области. Условились, что завтра профессор поедет в Округ и будет хлопотать или о моей демобилизации, или, по крайней мере, настоит на ином использовании меня в армии.