Я – сталкер. Синдром героя

Я приблизился к обезглавленному противнику, снял с его плеча автомат, и, расстегнув замок, повесил себе на плечо увешанный артефактами ремень. Мертвецу артефакты все равно были ни к чему, а вот мне с такими ранениями они не повредят.

Да и ранения оказались опаснее, чем я думал. Только теперь, надевая на себя ремень мертвеца, я заметил, что помимо ног осколки зацепили живот и грудь. Вот о каком болевом шоке говорил Шилов. Видно, даже его появление – результат нечеловеческой боли, которую мозг старательно скрыл от меня.

В такие моменты поневоле начинаешь чувствовать себя счастливчиком. За годы сталкерства я повидал многое. Были те, кто выбирался из аномалий или выживал после встреч с опасными мутантами. Возвращались и с того света, как Монгол и его бесноватый сынишка Рамиль. Но я переплюнул их всех. Вот так-то, господа. В меня стреляли, швыряли гранату, а я живой!

Усмехнулся собственным мыслям. И впрямь, за последние несколько дней я без особого труда убил больше врагов, чем многие сталкеры – за всю свою короткую жизнь. А еще я несколько раз побывал в гостях у смерти – и вернулся. Везунчик Жура – что уж тут сказать, прямо как «везунчик Спам» и чертовски везучий Монгол.

И все же особой радости я не испытывал. Несмотря на то, что ситуация складывалась в мою пользу, нехорошее предчувствие не оставляло.

Что-то должно было случиться.

А тут еще эти артефакты…

Я выгнулся дугой, ощущая, как полтора десятка «серпов» и «высверков» залечивают раны. Одна за другой выпали из кровоточащих отверстий три пули, гулко звякнув об пол, и я почувствовал, как кожа в местах ранений натягивается.

Раны зарастали просто-таки моментально. Причем даже разрез на шее исчез, словно его не было.

Ощущение было примерно то же, как если бы твою кожу скручивали в тугой узел, срывая с костей, но делать было нечего. Приходилось ждать.

Не сумевшие спасти своего обладателя, артефакты сейчас усиленно лечили меня, и когда через минуту жжение закончилось, я не почувствовал никакой боли. Словно в один момент все болячки прошли. А еще появился дикий голод, я хотел есть: картошку, котлеты, жареную курочку, макароны по-флотски… Настоящего, вкусного и побольше. Как рассказывал мне давний друг Мишка Верещагин, таким эффектом обладал один из артефактов – чрезвычайно редкий и жутко фонящий, но вместе с «серпом» работающий как батарейка для организма. «Как после наркотиков, пробивает на еду», – заметил Верещагин, ни разу не употреблявший «дурь», убеждая меня, человека, также не знакомого с этой гадостью.

Ведь если вдуматься – для чего мы едим? Чтобы получить энергию. А тут вот она, энергия, – в прямом виде поступает в организм. Казалось бы, наоборот, должен был расхотеть есть.

Осмотрев затянувшиеся раны, я проверил трофейный «калаш», вынул из разгрузочного жилета мертвеца дополнительные магазины с патронами и пошел к выходу.

Я снова хотел жить. Не было больше ни апатии, ни боли. Вернув себе силы, я был готов горы свернуть. Всё познается в сравнении. Впервые за последние несколько дней я дышал, и вздохи не отдавались болью во всем теле.

Я шел по коридору к единственной двери, ведущей наружу. Но это не был тоннель со светом в конце оного. Мне предстоял другой путь. Путь, который выбрал сам. Я сделал этот выбор.

Внезапно один из лежащих в коридоре адептовцев пошевелился.

Выставив перед собой автомат, я медленно приблизился к нему.

Человек лежал, привалившись к измазанной кровью стене. Тело его было рассечено от правого предплечья до солнечного сплетения, но он все еще был жив.

Как и я, он отчаянно хватался за существование, и мне почему-то стало жаль сталкера. Может, дело было в этом сходстве? А может, я просто снова стал тем Журой, каким был до знакомства со Спамом и Монголом…

Аккуратно обойдя умирающего противника, я продолжил путь.

Дверь…

А за дверью – свежий воздух, робкие лучи солнца, едва заметно скользящие по заиндевелой траве. Там – жизнь.

Я старался как можно быстрее выбраться из этого здания, ставшего склепом для стольких людей. Пытался откреститься от всего, что здесь произошло.

Только вперед, к двери… и наружу.

Шаги уже не отдавались эхом. Теперь я шел по залитому кровью полу.

Вот до двери остается несколько шагов. Вот и выход…

Ударом ноги я распахнул дверь и оказался на улице.

Тонущий в тумане двор бывшей метеостанции, ставшей лагерем для воинов Адепта, был пуст. Пуст, словно никого не было здесь. Ни одной живой души. Только я.

Поудобнее перехватив автомат, спустился с крыльца и медленно пошел вдоль бетонных швеллеров, у которых пару часов назад разворачивался бой.

Только теперь, при дневном свете, я смог понять, чем был когда-то этот лагерь – определенно метеостанцией. Вот и вышки, переделанные под наблюдательные посты, когда-то выполняли совсем иные функции.

Я взглянул влево, где за невысоким ограждением была видна серебрящаяся в первых рассветных лучах река. Справа же тянулись в два ряда мрачные бетонные короба домов, долгое время бывших укрытием для сафари сильных мира сего.

Как же долго я не был в этих местах.