Я становлюсь женщиной

Каждая следующая весна в нашем парке наступала в результате долгого и неуклонного процесса, когда белые островки снега, обрамляющие корни деревьев, с каждым днем все истончались, а черная, еще неживая земля властно занимала все освободившееся пространство. В низине, где зимой располагался скат с горки – ребячьей радости, из талой воды образовывался импровизированный пруд, в котором я обнаруживала массу интересных вещей. Особенно редкой удачей было для нас с подружкой отыскать там клизму, выброшенную кем-то за ненадобностью. Клизма входила в сферу наших интересов, ее совершенная обтекаемая форма волновала нас и заставляла развращенно и возбужденно улыбаться и говорить шепотом, так как находились мы, по-видимому, на анальной стадии своего развития. Запретным удовольствием той поры сделалось для меня, уединившись, отыскать в словаре статью под названием Клизма – глаза мои всегда с тайной радостью любовались этим словечком.

Весной можно изменить свой голос и звонить Ему по телефону. Или, еще лучше – опять взять какую-нибудь подружку, посадить ее напротив себя у телефонной трубки и командовать ей, что именно она должна Ему говорить по телефону. Такие розыгрыши были у нас в чести.

Мой первый друг, мой друг бесценный… Долгие годы самым важным человеком в моей жизни была подружка по детскому саду, которая звалась Татьяной. Я знала мельчайшие оттенки интонации ее голоса и выражений лица, а также множество случаев из ее жизни. Долгие годы день ее рождения на календаре оставался для меня многозначительной датой. Мы учились в разных школах, но умудрялись иногда делать вместе уроки, и она давала мне музыкальные диктанты, стремясь развить у меня слух.

Школьные подружки шутили, что никакой Таньки не существует, и я ее выдумала, подобно тому, как Малыш выдумал Карлсона.

В день начала каникул мы смотрели по телевизору фильм Ура! У нас каникулы!, а потом играли в карты, и я потехи ради забавлялась, разговаривая характерными интонациями Олега Табакова из радиоспектакля Четверо на одном плоту по Марку Твену.

Что касается телевизора – в моем случае это был черно-белый телевизор Темп, – то советские фильмы в свое время сделали меня именно такой, какая я есть, заложив в меня некий код – сейчас мы назвали бы это зомбированием.

Я еще не знала тогда о тайне отношений между мужчиной и женщиной, и в особенности о том, сколько уже всего сказано, снято и написано на эту тему. И поэтому все случайные частные подробности во взаимоотношениях между героями фильмов я воспринимала как нечто существенное и даже обязательное. Пересматривая нынче какой-нибудь третьесортный фильм, я порой с удивлением обнаруживаю там фразы, в детстве надолго врезавшиеся мне в память.

При всей безыскусности этих фильмов каждое слово мне кажется на своем месте, а каждая пауза тщательно выверена. Я жадно впивалась взглядом во всех этих Гафтов, Тереховых и Мирошниченко, в изящной одежде изображающих рефлексирующих советских интеллигентов. Мне хотелось впитывать их повадки и разговоры – это было окошком в манящую взрослую жизнь.

Я до сих пор все еще надеюсь, что герои фильма "Дневной поезд" соединятся, что на последних кадрах она все-таки обернется к нему с перрона под эту трогательную музыку.

Нащупывая в памяти отдельные забытые детские ощущения, как правило, упиваешься их красочностью на фоне в общем-то скучной размеренной обыденности детский жизни, нынче кажущейся значительной и врезавшейся в память как нечто особенное. Лишь неизбежно удалившись в прошлое, детство приобретает культовый эталонный оттенок.

Нам с Танькой выпало провести детство в сталинском доме, построенным для научных работников, а по совместительству – в Гастрономе. Поэтому под окнами у нас вечно слышались переговоры грузчиков, шумно спускающих привезенную снедь через подвальный люк в недра Гастронома, а нашим излюбленным развлечением было зарывать в землю красивые секретики из разглаженной фольги от винной пробки (золотца) под стекляшкой от разбитой бутылки. Мы жадно высматривали на асфальте случайно оставленный кем-то мелок, чтобы не довольствоваться в наших играх плохо рисующим осколком белого кирпича.

В детстве любая яркая обертка – будь то от жвачки или от импортного мыла – казалась чем-то необычным и привлекала внимание. Коллекции фантиков от жвачек, календариков или открыток вызывали зависть. Коллекционные вкладыши из жвачек…О, по яркости и контрастности картинки, а также по необычности самой бумаги с ними ничто не могло сравниться! Лишь много позже я узнала, что существует целая система персонажей мультфильмов. Импортные яркие ластики, пеналы, жвачки, фломастеры -всем этим могли обладать только счастливые дети, чьи родители ездили заграницу.

Именно упаковка от импортного мыла породила в моей душе комплексы.