Я ставлю на любовь

Что было потом? Ему казалось, что он завис в невесомости между жизнью и смертью, раем и адом. Смутно помнил, как его втащил на себе во флигель сторож погоста, как вливал ему в горло крепкий спирт и все порывался вызвать милицию. Как Влад устало кивнул на свой карман, где остался бумажник, вследствие чего вопрос с представителями власти самоисчерпался. Как стучал по кнопкам раритетной мобилы, выслушивал маты случайных абонентов, которых наверняка поднял с постели, и только с четвертого раза попал к Самвелу. Как проваливался в глубокий обморок, с которым отчаянно, но безуспешно боролся. Как испытал подобие счастья, увидев своего верного собрата по оружию, и наконец-то окончательно потерял сознание, больше не сомневаясь в реальности происходящего.

Он выжил. Рядом верный друг. Теперь все будет хорошо…

Лидер открыл глаза. И даже успел удивиться, что впервые за долгое время не вскочил, прижимая руку к бешено колотящемуся сердцу. В панорамное окно его пентхауса светила луна. Завеса серо-угольных снежных туч наконец разошлась, и завтра обещал быть ясный солнечный день. Тусклые звезды едва угадывались, потерявшись в огнях мегаполиса.

Влад повернул голову, вглядываясь в безмятежное лицо спящей рядом Насти. Лунный свет падал на ее шею, подсвечивая золотистые кудри и светлую гладкую кожу. Безжалостная убийца. Гроза каждого, кто посмеет перейти дорогу ей и ее интересам. Сейчас она совсем не напоминала себя прежнюю. Его любимая женщина. Смысл его жизни. Единственная ниточка, которая не оборвалась ни на миг, звенела подобно натянутой струне долгие годы, воплощая в себе все его желания. Она — целый мир. Влад оперся на локоть, разглядывая ее умиротворенное лицо с длинной тенью ресниц на скулах, слушая ее дыхание. В его сознании расцветали вспышки эйфории, ничем не омраченное счастье ласкало теплыми волнами. Хотелось смеяться. Хотелось петь. Кружить ее в объятиях и гасить возмущенные протесты, когда она проснется, своими губами. Уничтожить каждого, кто посмеет только подумать о том, что может забрать ее у него.

Она так безмятежно спала. А ведь он знал, что утром его Настя наконец-то накормила своего врага холодным блюдом до летального исхода от гастрономического передоза. Только вот говорила об этом неохотно, словно не испытывала никаких эмоций по этому поводу. “Это как будто вообще была не я, — пожала плечами и, подумав, добавила: — А его ужас можно было буквально потрогать руками. Такой сильный, что он вряд ли боль испытал…”

Она была задумчива и растеряна. Но, стоило Владу обнять свою девочку, скользнуть губами по нежной коже ее скул, страсть вывела ее из этого состояния. Они занялись любовью прямо на столе, опрокинув горящие свечи, которые оросили каплями воска темный паркет, застывая на нем абстрактной живописью. Черный воск был похож на капли крови, когда Настя, потеряв голову от дикого первобытного желания, занесла высоко над собой пылающую свечу, позволив горячим каплям упасть на свою белоснежную кожу. В эту ночь они объявили соревнование, выявляя степень своих страстных безумств. Сама сущность каждого из них жаждала одного: любить как в последний раз, пьянеть от этих незабываемых сумасшедших ощущений. Играючи падать вниз, подобно истребителям в крутом штопоре, и вновь взмывать в темнеющую высоту неба с россыпью созвездий в метре от гранитных стен неприветливой действительности. Забыть обо всем. Только обладать, поглощать, заполнять собой друг друга, наперебой заявляя о своем неоспоримом праве любить и владеть. И сам Лидер готов был пойти на все, только бы выбить эту растерянность и пустоту, заполнить ее своими поцелуями, жаркими прикосновениями… заполнить самим собой.

Она забылась крепким сном, а Влад не хотел засыпать. Не потому, что боялся увидеть во сне события той злосчастной ночи, которая развернула его жизнь на сто восемьдесят градусов. Он хотел смотреть на свою любимую девочку, слушать ее дыхание и стук сердца. И впервые в жизни не сопротивляться той переоценке ценностей, которая прямо сейчас проходила в его сознании.

Власть, признание, контроль. Трон нового короля этой насквозь коррумпированной криминальной столицы. Страх и восхищение. Незыблемый авторитет. Все то, что раньше было целью, смыслом его существования, тем самым конгломератом устремлений, вступило в фазу разрушения. Он считал, что выжил ради этого. Ради восхождения на Олимп, ради мести, ради установления собственных порядков и законов. Все это было движущей силой на пути его становления. Но было что-то еще.

Вернее, не было. Все эти годы в его жизни не было ее.

Амбиции таяли. Желаемое в одном шаге от достижения стало пресным и лишенным смысла. Не ради этого он ломал стены, брал свои Рубиконы и шел по трупам. Только одно обещание вытянуло его с того света. Обещание того ангела, который заставил его ползти, карабкаться, цепляться за жизнь, пообещав ему взамен Настю. Этот эпизод стерся из его памяти. Но, когда он увидел его во сне, память услужливо напомнила.