Я — Степан Разин

К берегу подходили струги и загружались захваченным ясырём: коврами, золотом, драгоценной утварью и камнями, украшенными золотом, оружием, жемчугом, дорогими, заморскими тканями. Волокли в струги пленных и ставили у берега бочонки с вином — праздновали победу над басурманами. Пьяные казачки с хохотом обряжались в дорогие, расшитые золотом халаты, украшали папахи золотыми диадемами, надевали на заскорузлые, распухшие от весёльной гребли пальцы перстни, на кисти — браслеты.

— Батьке слава! Степану Тимофеевичу — урра!!!

— Атаман, веди нас дальше!

Хмельной, я стоял с полной чашей, покачиваясь в казачьем кругу. На дорогом ковре лежали ближние есаулы, облитые вином.

— Гей, соколы — отомстим персидским собакам за наши обиды! Пусть помнят удалых ребятушек Стеньки Разина! Надолго помнят! — я выхватил саблю и она начала свистеть у меня над головой. — Пейте, гуляйте, соколы — празднуйте победу над мусульманами!

Порыв ветра приносит запах гари. Слышно, как весело занялся пожар, скрыл городок. Даже сюда доносится плач прекрасных чернооких персиянок.

— Эй, казаки — женю вас всех! Хватайте кизылбашек — оставим правоверным после себя память!

— Вот так атаман — слава Степану Тимофеевичу!

Казаки хватали персиянок за длинные чёрные косы, тянули их к себе и с хохотом целовали в алые, кричащие рты, заставляли пить вино, насильничали, тянули за собой в море.

Что же это был за посёлок? Теперь не упомнишь — все они схожи… Некогда было осматривать — время не ждало.

Сказочный дворец, утопающий в зелёном острове сада. Плеск фонтанов, несущих прохладу. Золотые, дымящиеся плошки с нефтью. Золотая арка — впереди белый мрамор дома, прохлада чистых плит. Белые ступени. Я несусь впереди. За мной чуть отстал Сергей. В голове хмель, веселье. Миновали майдан, где разбили винные погреба купцов. Навстречу двое шаховых солдат с обнажёнными махайрами. Выхватил пистоль и нажал курок, наставив в грудь ближайшему персу. Саблей отвёл удар второго солдата и тут же достал его шею. Голова покатилась вниз, бешено вращая выпученными глазами и подпрыгивая на ступенях.

— Берегись, атаман! — кричит Серёжка.

Слышу выстрел его пистоля. В дверях падает ещё один солдат в золочёном колонтаре и пикой в руках.

— Вперёд! — кричу я и перепрыгиваю через мёртвое тело.

Серёжка бьёт из пистоля с лёту точно между глаз — даром, что кривой.

Врываюсь в тёмный зал. Перед глазами блеснул кривой турецкий ятаган. Отпрыгиваю в сторону и с размаху рублю. Замечаю, как темнеет белоснежная чалма и к ногам падает седобородый старик.

— Пёс! — кричу я.

Чалма откатывается в сторону и обнажает лысый череп, из раны на котором сочится кровь. Рядом лежит ятаган — на золотой рукояти крупный, редкий рубин. Я склоняюсь, чтобы поднять оружие, и тут на меня с криком и плачем бросается она…

— Отец! О, мой отец! — кричит она, и её кулачки с ненавистью барабанят мою грудь.

Неожиданно в её руке появляется узкий генуэзский кинжал, и она пробует им меня ударить. Смеясь, я вырываю у неё из рук кинжал и откидываю в сторону. Оборачиваюсь к вошедшему Серёге:

— Смотри, какая райская птица мне попалась!

— Красавица! — соглашается есаул.

Огромные глаза, словно чёрный омут, закружат, унесут в пучину — не вынырнешь. Бархатные опахала ресниц, алый бутон пухлых губ, жемчужные, ровные зубы, две чёрные, достающие до пола косы. Персиянка одета в золото и жемчуга, алые персидские штанишки и короткие, расшитые мелким жемчугом полусапожки. Юлдус — это значит «звезда».

В испуганном, тёмном омуте её глаз, под огромными ресницами отразился я — чёрный от солнца и пыли, пропахший потом и кровью, залившими мой кафтан. Мы замерли — один подле другого. Она — испуганная, маленькая птичка — в глазах застыл ужас. Я — победитель, атаман «гяуров», страшный разбойник. Щемящая тоска вдруг стиснула мне сердце, мне стало её жаль — диковинный, аленький цветочек. Как она прекрасна — редкая краса! Не выдержав, я впился в её губы — забыть, всё забыть: войну, боль и всё остальное! Она закричала и попробовала выцарапать мне глаза.

— Ах ты дикий цветок! — её сопротивление лишь распалило меня, и я повалил принцессу на пол. — Уйди, Кривой! — кричу есаулу.

Персиянка плачет, кусается, а я смеюсь:

— Ты мой ясырь, моя добыча. Теперь ты всегда будешь со мной! — я рву её такие непрочные и лёгкие одежды…

Много позже я спускаюсь по ступенькам дворца. На моих плечах трепыхается и плачет ковёр. На ступеньках сидят Серёжка и Черноярец.

— Отнесите её в струг!

Серёга смотрит на меня и спрашивает:

— Атаман?!

— Я сказал — в струг!

Он молча повинуется, но в его глазах укор.

Я обнимаю Черноярца:

— Это моя славная добыча — потом увидишь!

Иван протягивает кувшин с вином. Хмельные глаза подмигивают мне:

— Отведай, атаман, закрепи удачу — славное вино нашли казаки!

Горькая, терпкая сладость вина напоминает мне её имя — Юлдус. Это единственное, что она мне сказала…