«Беседа с генерал-полковником Гальдером имела место 5 июля в 14.40 и состояла в следующем: генерал-полковник описал цепочку логических рассуждений [480] фюрера, каковую последний представил на рассмотрение генералитета во время дневного брифинга. Он (фюрер) следил за развитием текущей операции с большим нетерпением. В особенности его раздражало то обстоятельство, что ХХХХ танковый корпус все еще не повернул к юго-востоку в общем направлении на Старобельск и что штаб-квартира, осуществлявшая руководство северным флангом, не представляла себе со всей очевидностью базовой концепции текущей операции, суть которой сводится к высвобождению максимального количества мобильных сил с целью задействовать их в юго-восточном направлении. Наши войска на юге от населенного пункта Ливны, по его мнению, все еще слишком сильны.
Я заверил генерал-полковника в том, что базовая концепция операции абсолютно ясна штаб-квартирам обеих групп армий, как, равным образом, и армейской группе Вейхса, и что делается все возможное для ее реализации. При всем том, однако, существует определенная озабоченность положением южного фланга 4-й танковой армии, чье быстрое продвижение в направлении Воронежа может быть поставлено под угрозу в случае появления на этом фланге противника, что нами, безусловно, ожидается. Упомянутая озабоченность заставила командующего группой армий придерживаться принятого им ранее решения относительно переброски хотя бы части ХХХХ корпуса (23й танковой дивизии) в район населенного пункта Краснолипье...
Что же касается поворота ХХХХ танкового корпуса к югу, я могу сказать, что 5 июля в 11.30 утра ХХХХ корпусу (без 23-й дивизии) был отдан приказ к концу дня осуществить прорыв в направлении Острогожска и Коротояка.
В тот же вечер (в 20.20) фельдмаршал сообщил фюреру по телексу, что 6-я армия захватила плацдармы у Лимана, Буденного, Николаевки и Острогожска, а также получила [481] приказ продолжать движение к югу и выйти к линии: станция Тополи —
Веделевка — Варваровка — Каменка — Никольское.
6 июля 6-я армия планировала наступать силами ХХХХ танкового корпуса в юговосточном направлении, насколько ему позволит имеющийся запас горючего, то есть, грубо говоря, вплоть до Калитвы; этот план командованием был одобрен...»
Я подумал, что заявления Г альдера в упомянутом выше разговоре представляют собой типичный образчик свойственного Верховному командованию нетерпения. Я позвонил Г альдеру, чтобы указать на необоснованный характер предъявленных мне обвинений и показать, как сам ход событий развеял все причины нетерпения высшего руководства. Если с моей стороны и имели тогда место резкие слова, то они являлись лишь следствием вполне объяснимого напряжения, которое в те дни всеми нами владело. Не может быть и речи о том, чтобы мы недостаточно ясно представляли себе базовую концепцию операции, и Зоденштерн это неоднократно подчеркивал. Тогда я и вообразить не мог, что на этой почве между мной и Верховным командованием сухопутных сил может возникнуть серьезное недопонимание.
Странно, что люди из высшего руководства назначили командующим группой армий Вейхса, который, по их мнению, не продемонстрировал 5 июля должного понимания базовой концепции операции!
Я написал Зоденштерну, что обойдусь и без выдержек из военных дневников группы армий. Хотя бы потому, что не хочу давать повода для новых слухов, а они неминуемо получат распространение, как только я обнародую эти документы. Кроме того, я совершенно уверен, что в деле о повороте на юг никаких просчетов с моей стороны допущено не было. В своем письме Зоденштерну я еще раз привлек [482] внимание к тому факту, что приказ о повороте на юг был отдан мной по крайней мере за 24 часа до последовавшего 5 июля звонка Гальдера.
Зоденштерн написал мне, что к нему заезжал Шмундт. Последний утверждал, что фюрер «совершенно определенно» решил со мной переговорить».
5/9/42
На фронте и дома людям говорят, что я заболел. Но как я и полагал, мой отъезд способствовал появлению самых разнообразных слухов; некоторые из них совершенно абсурдные. 9 августа «Дас Рейх» опубликовала на своих страницах мою большую фотографию и помимо всего прочего по-доброму отозвалась о моем командовании. Другие немецкие и зарубежные газеты часто упоминают на своих страницах мое имя и, хотя на дворе уже сентябрь, продолжают печатать материалы о «группе армий Бока».
Октябрь 1942 года
Постепенно правда начинает просачиваться наружу. Английское радио называет меня «козлом отпущения»!
Лист и Г альдер отправлены домой. Шмундт возглавил отдел кадров Высшего командного состава вместо Кейтеля, сохранив при этом свой пост адъютанта фюрера.