Читаем Я – странная петля полностью

Сократ: Ясно. Значит, создания, не обладающие душой, по твоей классификации, лишь кажутся живыми, а обладающие – живы по-настоящему. Тогда, если я не ошибаюсь, ответ на твой вопрос «Что есть жизнь?» зависит от понимания того, что есть душа?

Платон: Да, это верно.

Сократ: И ты говорил, что связываешь душу со способностью мыслить?

Платон: Да.

Сократ: Значит, на самом деле ты ищешь ответ на вопрос «Что есть мышление?».

Платон: Я иду за твоими аргументами след в след, Сократ, но этот вывод меня беспокоит.

Сократ: Это не мои аргументы, Платон. Ты предоставил все факты, я лишь вывел логическое заключение. Забавно, как часто человек перестает доверять собственному мнению, стоит ему прозвучать из чужих уст.

Платон: Ты прав, Сократ. Объяснить мышление и вправду непростая задача. Самой ясной идеей мне кажется знание, ведь знать что-то наверняка – это больше, чем просто записать или утверждать это. Можно записать и утверждать то, что знаешь; можно узнать что-то, услышав об этом или прочитав. Но этого недостаточно, знание подразумевает больше, это убежденность – впрочем, я лишь использую синоним. То, что такое знание, за пределами моего понимания, Сократ.

Сократ: Это интересная мысль, Платон. Хочешь сказать, мы не так близко знакомы со знанием, как нам казалось?

Платон: Да. Знания и убеждения делают нас людьми, но стоит начать анализировать знание само по себе, и оно удаляется, ускользает от нас.

Сократ: Таким образом, неплохо бы с подозрением относиться к так называемому «знанию» или «убеждению», не принимая его просто так на веру?

Платон: Совершенно верно. Нам следует с осторожностью говорить «я знаю», тщательно взвешивать это «я знаю» каждый раз, когда сознание твердит нам, что это правда.

Сократ: Верно. Если бы я спросил: «Жив ли ты?», ты без сомнений ответил бы: «Да, я жив». А если бы я спросил: «Откуда ты знаешь, что ты жив?», ты сказал бы: «Я чувствую, я знаю, что я жив, – разве знать и чувствовать – это не означает быть живым?» Разве не так?

Платон: Да, я бы точно сказал что-то в таком духе.

Сократ: Теперь давай предположим, что существует машина, способная создавать предложения на английском языке и отвечать на вопросы. И я, допустим, задал вопрос этой английской машине: «Жива ли ты?», и, допустим, она ответила мне в точности так же, как ты. Что скажешь о справедливости таких ответов?

Платон: Первым делом я возразил бы, что ни одна машина не способна знать, что такое слова и что они значат. Машина обращается со словами абстрактно, механическим путем, как консервный автомат, который раскладывает фрукты по банкам.

Сократ: Твои возражения не принимаются по двум причинам. Ты же не считаешь, что слово является базовой единицей человеческой мысли? Широко известно, что у людей есть нервные клетки, которые функционируют по арифметическим законам. Во-вторых, ты недавно предупреждал, что мы должны быть осторожны со словом «знать», а сам используешь его так беспечно. Почему ты считаешь, что машины не способны «знать», что такое слова и что они значат?

Платон: Сократ, ты пытаешься доказать, что машины могут знать факты так же, как их знаем мы, люди?

Сократ: Ты только что заявил, что не способен объяснить, что есть знание. Как ты, будучи ребенком, выучил слово «знать»?

Платон: Очевидно, я усвоил его, слушая, как его употребляют вокруг.

Сократ: Значит, контроль над этим словом ты получил автоматически.

Платон: Нет… Ладно, возможно, я понимаю, о чем ты. Я привык слышать его в определенных контекстах и более-менее автоматическим путем научился использовать его в этих контекстах сам.

Сократ: Подобно тому, как используешь язык и сейчас – без необходимости обдумывать каждое слово?

Платон: Совершенно верно.

Сократ: То есть если ты скажешь: «Я знаю, что я жив», это будет всего лишь рефлекс твоего мозга, а не продукт сознательного мышления.

Платон: Нет, нет! Либо в твоей, либо в моей логике ошибка. Не все, что я произношу, является результатом рефлексов. Некоторые мысли я сознательно обдумываю, прежде чем произнести.

Сократ: В каком смысле ты обдумываешь их сознательно?

Платон: Не знаю. Думаю, я подбираю правильные слова, чтобы сформулировать поточнее.

Сократ: Что позволяет тебе подбирать правильные слова?

Платон: При помощи логики я ищу среди знакомых мне слов синонимы, похожие слова и так далее.

Платон: Иными словами, твоим мышлением руководит привычка.

Платон: Да, моим мышлением руководит привычка систематически соединять одни слова с другими.

Сократ: И снова получается, что сознательное мышление работает рефлекторно.

Платон: Если это верно, не понимаю, как я могу знать, что обладаю сознанием, как я могу чувствовать, что я живой. Но я уследил за твоей логикой.

Сократ: Но эта логика сама по себе показывает, что твоя реакция по сути всего лишь привычка или рефлекс, и к высказыванию о том, что ты жив, не ведет никакая сознательная мысль. Учитывая это, можешь ли ты в самом деле понять, что означает эта фраза? Или она появляется в голове неосознанно, сама по себе?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни
Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Теория эволюции посредством естественного отбора знакома нам со школьной скамьи и, казалось бы, может быть интересна лишь тем, кто увлекается или профессионально занимается биологией. Но, помимо очевидных успехов в объяснении разнообразия живых организмов, у этой теории есть и иные, менее очевидные, но не менее важные следствия. Один из самых известных современных философов, профессор Университета Тафтс (США) Дэниел Деннет показывает, как теория Дарвина меняет наши представления об устройстве мира и о самих себе. Принцип эволюции посредством естественного отбора позволяет объяснить все существующее, не прибегая к высшим целям и мистическим силам. Он демонстрирует рождение порядка из хаоса, смысла из бессмысленности и морали из животных инстинктов. Принцип эволюции – это новый способ мышления, позволяющий понять, как самые возвышенные феномены культуры возникли и развились исключительно в силу биологических способностей. «Опасная» идея Дарвина разрушает представление о человеческой исключительности, но взамен дает людям возможность по-настоящему познать самих себя. Книгу перевела М. Семиколенных, кандидат культурологии, научный сотрудник РХГА.

Дэниел К. Деннетт

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Стивен Хокинг. О дружбе и физике
Стивен Хокинг. О дружбе и физике

Стивен Хокинг был одним из наиболее влиятельных физиков современности, и его жизнь затронула и отчасти поменяла жизни миллионов людей. Леонард Млодинов обращается к тем двум десятилетиям, в которые он был коллегой и другом ученого, чтобы нарисовать его портрет – уникальный и очень личный. Он знакомит с Хокингомгением, ломающим голову над загадками Вселенной и всего мироздания и в конце концов формулирующим смелую теорию об излучении черных дыр, которая заставила космологов и физиков посмотреть на проблему происхождения космоса с абсолютно нового угла. Мы встречаем Хокинга, болезнь которого не позволяет ему произносить больше шести слов в минуту, но который не забывает шутить. Наконец, на этих страницах речь идет о Хокинге-друге, который умел выражать целую палитру эмоций, нахмурив или подняв бровь. Леонард Млодинов вводит нас в комнату, где Хокинг утоляет свою страсть к вину, карри и музыке; делится чувствами в отношении любви, смерти и немощи тела; борется с дилеммами из области философии и физики. И во всем этом проступает непобедимый человеческий дух. Эта книга не только о науке, но о самой жизни и ее способности преодолевать невероятные преграды. Это вдохновляющая история Стивена Хокинга, человека, друга и физика.

Леонард Млодинов

Биографии и Мемуары / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука