— Нет. Я вот про это. Вся эта еда, и ты здесь, в хлеву. — Я посмотрел на эту огромную красивую женщину, лежащую в коровнике. Она-то и была непристойной тайной Преподобного Эрла, и по этой причине он ее и любил, — я же знал, что этот проповедник наверняка скрывает какой-то гнусный секрет, и вот каким он оказался. — Что он здесь делает?
— А чего он пытается добиться, создав этот культ? — спросила Зои. — И что это за особый состав? И почему мы так много тратим сил, соблюдаем все правила, и все равно набираем вес?
— Я как раз пытаюсь об этом рассказать! — резко оборвала нас Бетти.
— Зачем? В чем тут дело? — Мы с Зои одновременно задавали вопросы.
— Я же сказала, есть три причины. — Бетти вздохнула, и огромная кровать колыхнулась. — Деньги, само собой. А важнее денег власть.
Зои сказала:
— Ты же знаешь, ты можешь здесь не оставаться.
— Как же я убегу, если не могу даже ходить?
Я с болью проговорил:
— Мы спасем тебя!
Зои сказала:
— Мы пригоним сюда погрузчик, если потребуется. Во что бы то ни стало. Просто посиди здесь, и мы…
Но Бетти покачала головой. Ее следующая фраза ударила меня в самое нутро, как коса костлявой старухи-смерти:
— А почему вы решили, что я хочу отсюда выбраться?
— Бетти, но ты же живешь в стойле!
— А он меня любит, — сказала Бетти. — Он сделал меня своей королевой.
Зои взвыла.
— Ты сама не понимаешь, что делаешь. Пойдем с нами.
— Мы тебя отсюда вытащим! — Самое ужасное, что я чуть не сказал: «Мы поможем тебе похудеть».
Беспомощная от любви, Бетти покачала головой и решительно улыбнулась.
— Спасибо, не надо, у меня все в порядке.
Но Зои все еще не сдавалась.
— Бетти, он же чудовище.
— А я его люблю. Там, снаружи, я ничтожество. Здесь я королева.
— А как же остальное? Ты же не все рассказала.
— Остальное?
— Ты говорила, что Преподобный Эрл желает трех вещей. Во-первых, денег.
— И власти, — добавила Зои.
— Это две вещи.
— А какая третья?
Качаясь из стороны в сторону, Бетти что-то обдумывала. Потом она подняла на нас свои прекрасные голубые глаза и улыбнулась.
— Он обожает смотреть, как я ем.
Зои глянула на меня, на Бетти и снова на меня. Что-то будто щелкнуло. Наши взгляды встретились. Что-то стало понятно. Но мне все же нужно уточнить:
— И ты делилась с нами едой, потому что?..
— Когда твоя лучшая подруга влюбляется, ты хочешь помочь ей, — ответила Бетти. Улыбаясь, как девочка. — А кроме того… — Все так же улыбаясь, она покраснела, — я стараюсь есть поменьше.
— Ах, Бетти. — Я сочувствовал ей всем сердцем. Не того ли хотим и мы все?
Мы могли бы оставить Бетти там, где она была, и отправиться обличать Преподобного, если, конечно, нам удалось бы выбраться отсюда. Мы могли бы украсть видеокамеру и заснять то, что произошло дальше, а потом найти способ показать это в вечерних новостях по телевидению. Мы легко могли выйти из хлева незамеченными, но откуда нам было знать? Зои уже плакала, не всхлипывала, нет, слезы градом катились по ее лицу от одной мысли о том, что творилось с ее подругой. Бетти тоже начала плакать из сочувствия, как люди содрогаются от хохота потому, что смеется другой человек. Я пытался выработать план, в котором участвовали бы они обе, и из-за всего этого мы задержались слишком долго. Послышался грохот. Это откатилась в сторону дверь в дальнем конце хлева. Мы услышали шаги в большом коридоре. А потом кто-то повернул в наше крыло. И пошел в нашу сторону.
— Это он! — Лицо Бетти засияло, как солнце. — Он возвращается! Быстрее. Сюда!
Я помог Зои перебраться через перегородку и прыгнул вслед за ней. Мы опустились на огромную кровать с наполненным водой матрасом; Бетти поразительным образом перетекала туда-сюда. Когда матрас вздымался волной, она колыхалась вместе с ним. Подпрыгивали и падали обратно разные мелочи: расчески и зеркальца, гигантские пеньюары, похожие на пену на штормовом море. Журналы, целлофановые пакетики от конфет, коробочки из-под еды плавали на атласных волнах, будто вынесенные приливом доски. Он заговорил. Зои схватила меня за руку.
— Бетти, я вернулся.
— Ах, Эрл. Ты вернулся!
Он каким-то странным тоном произнес:
— Мне тяжело оставаться вдалеке от тебя.
Мы нырнули за край матраса и спрятались под стеганым бархатным одеялом, висевшим на стене. Гигантский матрас накренился, когда Бетти приподнялась, приветствуя его; а потом она заговорила, и в ее голосе звучала новая, нежная нотка, и говорила она с такой любовью, что я задрожал:
— Ты и правда меня любишь. Ты пришел.
— Сладенькая моя, — обратился к ней Преподобный Эрл; никогда раньше я не слышал, чтобы он разговаривал таким тоном. Бархатным, но и неровным, как будто похоть взъерошила бархат против ворса. — Я принес тебе молочного поросенка.
— Ах, дорогой, это ты зря, — сказала Бетти со смешанным чувством.
— Для моей королевы все только самое лучшее, — ответил он. А потом добавил: — Я должен тебе кое-что сказать. Но вначале это.
Она не слышала его. Она тянулась к еде и при этом пыталась остановить себя.
— Я так много уже съела!