Я стройнее тебя!

Некоторое время они убеждены, что ты действительно лечишься. Потом папаша останавливает тебя в холле второго этажа. Ты видишь, как он критически оглядывает тебя с ног до головы. Тебя охватывает страх, потому что ты знаешь, что будет дальше. Господи, его глаза похожи на штангенциркуль!

— Ну что, Энни, время вышло.

— Еще только полночь.

Ты только что вернулась домой, и от тебя пахнет Дэйвом. Дэйв любит тебя, но теперь и он видит, как меняется твое тело, и вы только что поссорились. Он тоже хочет, чтобы ты приняла меры.

— Я не об этом. Тебе дали шанс, и ты только посмотри на себя. — Папа в упор уставился на твой живот. — Энни, как ты могла такое сделать с собой? — Даже при таком освещении видно, что ты ни капельки не изменилась. Ты с таким наслаждением стремишься к собственной цели, а папа? Можно подумать, что он застукал тебя с Дэйвом, когда вы занимались любовью. — Тебе должно быть стыдно!

— Я буду вести себя хорошо. Обязательно буду!

— Речь идет не о хорошо и плохо, — отвечает он, — а о семье.

— Это же мое тело.

— Что подумают твои брат и сестра? Посмотри, как ты выглядишь. Посмотри, как ты обошлась со своей семьей!

Он так взбесился, что готов уже ударить тебя, но вмешивается мама.

— Не наказывай ее, Ральф, не отправляй ее никуда!

— Решить такую проблему можно только в одном месте. — Он хватает телефонную трубку.

Если думаешь, что тебя спасут слезы и обещания, то напрасно. За тобой уже едут.

Вот как родители решают проблемы. Сложили сумку, поцеловали на прощание. Отправили ее в обитель Преданных Сестер и не примут обратно, пока она совершенно не вылечится!

Едва наступило утро, как Преданные Сестры поставили тебя на весы. Кожей живота ты все еще чувствуешь холод от их медных штангенциркулей. Они измеряют тебя. Рост. Объем талии и бедер. Вес.

Господи, какая же ты громадная и отвратительная! Ты весишь восемьдесят четыре фунта[8].

Глава 3

День клонится к вечеру, и в густых сумерках электронные вывески сверкают, как драгоценные камни в короне предводительницы ведьм. Прижав лицо к окну автомобиля, Бетц наблюдает, как проносятся мимо сияющие логотипы, парень ее сестры, Дэйв, все так же ведет машину, а Дэнни спит на месте «второго пилота». Пока Дэнни молчит, она может вообразить, что они с Дэйвом в машине одни. Почти свидание. Если ей удастся его разговорить, они, может быть, станут беседовать. Она прожила с братом-близнецом достаточно, чтобы правильно выбрать тот самый тон, который его не разбудит. Тихим низким голосом она спрашивает:

— Где мы едем?

Любой другой парень был бы всем этим очарован: сгущающимися сумерками, близостью. Тем, что они в машине вдвоем. Дэйв скучным голосом отвечает:

— Мы как раз пересекаем границу штата.

Сердце ее подпрыгивает: он ответил ей.

— Какого штата?

— Думаю, Западной Виргинии.

— Это туда мы направляемся? — Она разглядывает то самое место, где к красивой мускулистой шее Дэйва прилипли его песочные волосы. Только так она заставляет себя удержаться от прикосновения к нему.

— Не-а.

Она не может позволить этой беседе просто так оборваться, поэтому задает новый вопрос:

— А ты сам-то представляешь, куда мы едем?

— В Кентукки.

— А что там в Кентукки? — Ну посмотри же на меня.

— Сам точно не знаю.

— Тогда почему…

— В Кентукки есть Преданные Сестры. У них там по крайней мере одна камера. — Он говорит об этом месте как о тюрьме.

— Камера!

— Ну, обитель. Называй, как хочешь.

— Откуда ты знаешь?

Его голос дрогнул.

— В одно из таких мест отправили близкого мне человека.

Сердце у нее так и выпрыгивает из груди, как у растревоженной матери. Тебе больно?

— Почему?

— Это секрет.

— Ты хочешь поговорить об этом?

— Нет.

— Ах. — Дай же мне тебя обнять и утешить!

Теперь, когда стало темнеть, кажется, что Дэйв до ужаса близко от нее. В воздухе уже витают признания, которые так и норовят сорваться с губ. Дэйв Берман, мне кажется, я тебя люблю. А Дэйв? Что должен сказать ей Дэйв? Она была бы рада, если бы он хотя бы просто продолжал с ней беседовать, но сейчас он молчит. Когда она снова заговаривает с ним, голос ее звучит на слишком высокой ноте.

— Так что, они держат ее в Кентукки?

— Кого, Энни? — Черт возьми, слишком уж особенным голосом произносит он это имя. — Не знаю.

— Да, Энни. — вздыхает Бетц. — Почему именно Кентукки?

— Надо же откуда-нибудь начать.

Как же неразговорчив Дэйв! Она изо всех сил старается вести себя тихо, но Дэйв жмет на тормоз, и Дэнни, несмотря на все ее старания, просыпается и начинает говорить. Слова он жует так, будто рот у него набит перьями, которые никак не проглотить.

— Ну что. Кентукки. Круто. Мы уже приехали?

— Нет.

Он моргает и прижимается носом к стеклу.

— А так и кажется, что приехали.

Бетц вздыхает.

— А мне кажется, что везде все выглядит одинаково.