Я свидетельствую перед миром

«Я делаю то же, что и тысячи других» — так польский курьер Карский отвечал в феврале 1943 года министру иностранных дел Великобритании Энтони Идену, выразившему восхищение его героизмом. Действительно, молодых людей, которые нелегально проникали через «зеленую границу»[1] на Запад — сначала во Францию, затем в Великобританию — или оставались в Польше и включались в подпольную деятельность, были тысячи. Среди них элита — тщательно законспирированные правительственные курьеры.

Судьбу, почти зеркально отражающую судьбу Карского, мы можем увидеть, например, в биографии Ежи Солтысика. Двадцатидвухлетний юноша, подпоручик, служивший в зенитной артиллерии, в сентябре 1939 года участвовал в обороне Бреста. После вторжения Красной армии на территорию Польши так же, как и Карский, попал в плен и так же, как Карский, сумел бежать из эшелона и добраться до оккупированного Советами Львова. Тогдашний Львов оказался коварной западней для десятков тысяч человек, которые после начала войны двинулись из Варшавы на восток, — бежавшие от немцев поляки попадали под оккупацию СССР. Солтысик, опасаясь быть арестованным НКВД, в декабре 1939 года нелегально пробрался в Венгрию и оттуда во Францию, где вступил в одну из польских вооруженных частей. После поражения Франции был переправлен в Великобританию, где под псевдонимом Ежи Лерский стал курьером польского правительства в изгнании и эмиссаром генерального штаба Армии Крайовой. К этой работе Лерского привлек именно Ян Карский. После окончания войны Лерский не мог вернуться в коммунистическую Польшу. Он поселился в Америке, преподавал историю в Университете Сан-Франциско.

Похожая участь выпала еще одному легендарному курьеру — Здиславу Езёранскому (подпольный псевдоним Ян Новак): оборона Польши в сентябре 1939 года, подполье, опасный путь через все европейские границы во Францию и Великобританию и возвращение в Польшу уже в роли тайного курьера. Езёранский в 1939 году так же, как и Карский, сражался в артиллерии, с 1941 года участвовал в Сопротивлении, а в 1943-м стал курьером Армии Крайовой и передавал секретные материалы в польское посольство в Стокгольме. Затем с тщательно изготовленными фальшивыми документами на имя Новака ему удалось попасть в Лондон, где в марте 1944 года он рассказал о ситуации в оккупированной Польше представителям польского правительства и высшим английским властям, в том числе Уинстону Черчиллю. 25 июля 1944 года, почти за неделю до начала Варшавского восстания, Новак-Езёранский в очередной раз пробрался в Варшаву, став последним курьером, проделавшим этот путь. По прошествии двух месяцев, накануне капитуляции Варшавского восстания, по приказу командующего Армией Крайовой генерала Тадеуша Бура-Коморовского, Новак в последний раз отправился в Лондон, везя с собой сотни документов и фотографий разрушенной Варшавы. После войны он в течение долгих лет был легендарным директором польской редакции радио «Свободная Европа».

Опыт поражения, войны, конспирации, геноцида, пережитый этими людьми в молодости, оставил в судьбе каждого из них след на всю жизнь. Перед нами «История подпольного государства», незаурядные воспоминания Яна Карского. Ежи Лерский оставил мемуары под названием «Эмиссар Юр». Ян Новак — автор знаменитого «Курьера из Варшавы». Эти книги в Польше — евангелие для всех, кого интересует история военных лет. Или шире — судьбы целого военного поколения.

Сколько еще было подобных биографий, о которых мы никогда не узнаем? Сколько молодых солдат и подпольных курьеров так и не дождались конца войны, не оставили своего свидетельства?

Все трое в своей долгой жизни в эмиграции, в свободном мире — в США и Западной Европе — оставили себе прежние конспиративные фамилии. Ян Козелевский навсегда остался Яном Карским, Ежи Солтысик — Ежи Лерским, Ян Новак так и не вернулся к имени Здислав Езёранский. Несколько военных лет не только перепахали их мировоззрение, оставили в их душах неизгладимую печать пережитого, но и изменили их личности.

В Соединенных Штатах воспоминания Яна Карского были изданы очень быстро, еще во время войны, в 1944 году. Через четыре года книга появилась во Франции. С тех пор прошло почти семьдесят лет — целая эпоха. Несмотря на то что воспоминания разошлись в Америке и Франции огромными тиражами, Карскому казалось, что он остался на обочине. Предоставленный самому себе, лишенный возможности вернуться на родину, продолжить карьеру дипломата, он выбрал университетские стены. Ялта, Тегеран и Потсдам поставили окончательную точку в разделе Европы, а неудобный польский вопрос перестал играть сколько-нибудь важную роль в зарубежной политике мировых держав. Большой мир не интересовался судьбами малых народов. Геноцид евреев, трагедия варшавского гетто, проклятые места — нацистские лагеря смерти в Аушвице-Биркенау, Майданеке, Треблинке, Белжеце, Собиборе, Штуттхофе — проиграли политическому прагматизму первых мирных лет с их «холодной войной», превратились в постыдное табу.