Я свидетельствую перед миром

Ужасно — безрассудность командования, недостаток снабжения. Им велели выполнять совершенно другое задание, чем то, к которому они готовились в течение трех месяцев. <…> Мысль, что восстание не было подготовлено или разразилось не вовремя, не умещается у меня в голове.

Спустя многие годы восьмидесятичетырехлетний Ян Карский оценит решение о начале восстания:

Это была величайшая трагедия в истории Польши. Ее причиной стал ошибочный расчет <…> И общество, и Бур-Коморовский, и Миколайчик, глава правительства в изгнании, сменивший на этом посту погибшего Сикорского, считали, что, начав восстание, поляки докажут, что они — не враги России. Когда вспыхнуло восстание, Миколайчик отправился в Москву, будучи настроен весьма оптимистически. Он собирался сказать Сталину: вот, мы ваши друзья, мы подняли на борьбу с врагом весь народ. Он не понимал, что для Сталина был не партнером, а лишь жалким попрошайкой, который клянчит помощи. Приняв Миколайчика только после трех дней ожидания, Сталин сказал ему, что не знает, о чем речь. «Мне докладывали, — говорил Сталин, — что никакого восстания у вас нет». А позже заявил, что восстание организовали безответственные авантюристы. <…> В сложившейся тогда международной ситуации не существовало правильного решения. С той политикой, которую вели Англия, Америка и Советский Союз, поражение было неизбежным. Поляки оказались в безвыходном положении.

Каждый год в день начала восстания в Варшаве воет сирена в память о погибших и сотни тысяч людей собираются на старом варшавском кладбище Повонзки, где погребен прах повстанцев.

Ян Карский был первым свидетелем-очевидцем Холокоста — геноцида евреев в оккупированной Польше — и первым польским курьером, добравшимся до самых высоких кабинетов мира и рассказавшим о том, что видел. Он разговаривал с Энтони Иденом, министром иностранных дел Великобритании; 28 июня 1943 года был принят президентом США Франклином Рузвельтом. Неоднократно встречался и с польскими политиками за границей: президентом Польши в изгнании Владиславом Рачкевичем, премьер-министром генералом Владиславом Сикорским, вице-премьером и министром внутренних дел Станиславом Миколайчиком. Одно из самых пронзительных воспоминаний в книге Карского — разговор с эмигрантом из Польши, представителем Бунда в Лондоне Шмулем Зигельбоймом.

«История подпольного государства» была опубликована в Польше только в девяностые годы. Имя Яна Карского, легендарного деятеля подполья и многолетнего эмигранта, могло, без оглядки на цензуру, прозвучать у него на родине только после 1989 года. Двадцать с лишним прошедших с того времени лет в Польше продолжалась работа по возвращению памяти — многие годы запрещенной, но отчасти и вытесняемой общественным сознанием. Памяти, в частности, о том, что до 1939 года в Польше проживало многомиллионное еврейское меньшинство. Нацисты обрекли на уничтожение шесть миллионов людей просто за то, что они были евреями.

Книга Яна Карского — один из главных в польской мемуаристике документов, необходимых для понимания этой истории. Вот только возможно ли ее вообще понять? Марек Эдельман, великий польский еврей, легендарный руководитель восстания в варшавском гетто, как-то обронил в разговоре с двумя пишущими о нем книгу журналистами: «Нет, вы меня не раздражаете. Просто мы говорим на разных языках».

Марек Радзивон,

директор Польского культурного центра в Москве

Предисловие к французскому изданию 2010 года