Я тебе изменяю

До сего момента все было немного иначе. Она говорила, что хочет из представленных блюд, а он уже делал заказ за двоих. Мелочь, но Глеб обратил внимание и на это.

– Я буду то же самое, – поджав губы, чтобы не улыбаться, сказал Ланской.

– Неееет, – Оля помотала головой и рассмеялась. – Ты серьезно предпримешь попытку номер два?

Она вдруг нахмурилась, и Глебу оставалось только гадать, что за мысли появились в прекрасной голове его жены.

– Это действительно будет попытка номер два, – проговорил он, заподозрив, что Ольга могла подумать, будто он ходил с другой по тем местам, где, наконец, и оценил тартар по достоинству.

– Я об этом и не спрашивала, – подернула жена плечами.

Ланской выдохнул с облегчением – Ольга заметно расслабилась. Значит, он был прав в своих предположениях.

Они помолчали – Оля продолжила изучать меню, но на самом деле Глеб видел, что она просто делает вид, будто увлечена чтением списка блюд. Сам Ланской не торопился нарушать молчание, украдкой любуясь женой.

Когда же перед ними поставили заказанное, он взял вилку и без опаски отправил в рот первую порцию. Проглотив, заметил, лукаво глядя на Ольгу, которая смотрела на него выжидательно:

– А знаешь что? Весьма-весьма неплохо!

Ланская рассмеялась, запрокинув голову, и прежде, чем приняться за свой тартар, тихо заметила:

– Иногда на то, чтобы оценить, требуется не одна попытка.

В этом он был с ней совершенно согласен.

Мама не подходила к телефону, и у Глеба сердце было не на месте. Сигнал проходил – мобильник Риммы Феликсовны не был отключен или разряжен. Просто она не брала трубку и все. Это порождало внутри столько тревог, что Ланской не на шутку испугался.

– Добрый день. Ланская Римма Феликсовна… она не на процедурах? – потребовал он ответа у девушки на ресепшн клиники.

Конечно, Глеб вполне мог напрямую прошествовать в палату к матери и увидеть, на месте Римма или нет, но ему было страшно. А вдруг ее увезли в реанимацию, потому что стало хуже? Тогда какого черта ему ничего до сих пор не сообщили?

– Ланская Римма Феликсовна сегодня выписалась, – сверившись с какими-то документами, сообщила ему девушка, и брови Глеба поползли наверх.

– В смысле, выписалась? Я ее сын… Почему она мне ничего не сказала?

– Я думаю, что ответ на этот вопрос стоит поискать у нее.

Дежурно улыбнувшись Глебу, девица вновь принялась за свои дела, а Ланской, отступив, взъерошил волосы пятерней.

Что вообще происходило? Его мама не только не сообщила о том, что она едет домой, но и отправилась туда самостоятельно?

Глеб решительно вышел из клиники и направился прямиком к Римме Феликсовне.

Открыв дверь своим ключом, Ланской замер на пороге квартиры. В прихожей стояла пара мужских туфель, а с кухни доносились два голоса – в одном он узнал маму, другой, очевидно, принадлежал обладателю ботинок.

Глеб прошел на звук и, сложив руки на груди и прислонившись к дверному косяку, принялся обозревать картину маслом. Мама склонила голову к седовласому, но вполне себе моложавому мужчине и они оба увлеченно рассматривали фотоальбомы.

– Мам? – позвал Ланской, и мать с незнакомцем, застигнутые врасплох, отпрянули друг от друга.

В любой другой ситуации Глеб бы просто поржал над происходящим. Но он уже успел чертовски перепугаться и придумать себе черт знает что.

– Почему ты не позвонил? – тут же накинулась на него мать, вскакивая с места.

Ланской округлил глаза, но пока подыскивал слова, незнакомец чуть сжал ладонь Риммы Феликсовны в успокаивающем жесте и, тоже поднявшись следом, подошел к Глебу.

– Рудольф Валерианович Барский. Ты, должно быть, меня не помнишь.

Ланской нахмурился – имя было знакомым. Кажется, мама работала с этим самым Рудольфом… несколько лет назад. Но какого черта сейчас этот Барский делал рядом с Риммой Феликсовной?

– Припоминаю, – кивнул Глеб, после чего вновь обратился к матери: – Почему ты не сказала, что тебя выписывают?

– Я не хотела отвлекать тебя от дел, – пожав плечами, ответила она.

Ланской прошел вглубь кухни. Пустырником или чем похуже не пахло. Римма и Рудольф баловались исключительно чаем, да и то травяным.

– Пожалуй, я пойду, – сказал Рудольф, и Ланской, повернувшись к нему, дал понять, что целиком и полностью поддерживает это решение.

– Но как же альбомы, Рудик? – не без грусти в голосе спросила мама.

Она вообще была какой-то странной и непривычной. Притихшей и… уязвимой, что ли.

– В другой раз, дорогая, – с улыбкой ответил Рудольф и, поцеловав руку Риммы Феликсовны, вышел из кухни.

Мать Глеба тут же направилась за ним. Пока они прощались в прихожей, Ланской заложил руки в карманы брюк и принялся смотреть за окно. Все это было… странным. Нет, он вовсе не был против того, чтобы его мама общалась с кем бы то ни было. Просто ему ведь с детства внушалось, что для нее отец Глеба был всем. А когда его не стало – этим самым «всем» стал сам Ланской.

– Тебе стоило позвонить, – повторила Римма, вернувшись через пять минут.

И Глеб, не успев подумать о том, что спрашивает, вдруг выдал:

– А как же отец, мама?