Я тебе не Золушка! (СИ)

— Расшифруй мне то, что сказал сейчас этот гондон.

— Тема… — Снова выдыхает, и в голосе нотки паники.

— И сделай, пожалуйста так, чтобы интерпретация мне понравилась.

Она обхватывает себя руками, отгораживаясь от меня и делает шаг назад, к стене.

— Иначе… Я могу подумать… что ты обманывала меня всё это время. С самого момента нашего знакомства… И до сих пор смеёшься надо мной.

Кира молчит. Только сглатывает шумно.

— Он говорил про Илюху?

— Тём, всё очень сложно.

Бросаюсь к ней, в секунду оказываясь рядом и хватаю за плечи, трясу как куклу.

— Сложно?! Сука!!! — Отпускаю резко, так что она впечатывается в стену.

Кира снова молчит, но начинает тихо плакать. Точнее слёзы просто катятся по её щекам.

— Блять, он мой сын?! — Взмахиваю рукой в сторону детской, где сейчас спит малой.

Голос срывается.

В груди невыносимо распирает.

Не может такого быть.

— Не может, ссука! — Шиплю вслух. — Ты мне врёшь!

Какой-то абсурд. При всех вариантах, в сложившихся обстоятельствах, он не может быть моим ребёнком.

— Вы все мне врёте. — Выдыхаю от бессилия притихшей Стерве.

На автопилоте иду в спальню, собираю с пола одежду и напяливаю на себя. Пиджак покоится на тумбе в прихожей, там и останется. Я его ненавижу почти так же, как и Киру сейчас. Я ненавижу даже ни в чём не повинного Илюху.

Но в первую очередь себя.

Проходя мимо женщины, которая остаётся стоять на том же месте, я бросаю ей в лицо:

— У тебя есть последний шанс сказать, что это ложь.

Она уже не плачет, лишь пальцы слегка дрожат, сминая шёлк халата.

Кира не отвечает, но я вижу всё по её взгляду.

Я ухожу, громко хлопнув дверью.

А дальше… всё как в тумане.

Напрасно, ублюдок не внял моим наставлениям и не ушёл по-тихому домой. Я наткнулся на него во дворе. Он что-то там бормотал, размахивая тощими руками в воздухе.

Сколько ударов отвесил ему, не помню, очнулся уже в полицейском «бобике».

Уже в отделении сказали: добрые соседи помогли меня от него оттащить и вызвали наряд.

Жизнь катится под откос со скоростью падающей кометы.

Жалею, что у меня нет пистолета.

Не знаю даже, что сильнее: желание застрелиться или кого-нибудь застрелить…

Глава 17

— Даже и не сомневался, что наша новая встреча произойдёт в одном из таких мест.

Он усаживается на казённый стул, пока сержант переписывает мои данные себе в протокол.

— И чем же этот бедолага тебе так не угодил, что теперь его лицо похоже на кровавую лепёшку?

— Пиздит много. — Коротко отвечаю.

В последнюю очередь сегодня мне хотелось бы встретиться с отцом. Но ему, конечно, сразу доложили, как только мою разъярённую тушу упаковали и привезли в отдел. Я даже знаю, что он специально «промариновал» меня здесь до вечера, типа в «воспитательных целях». Раньше тоже так делал.

Мой отец работает в органах, занимает не самую маленькую должность, и во времена моей бурной дикой молодости не раз вытаскивал из обезьянника своего непутёвого сына.

Я злился на него, когда они с матерью разошлись, к тому же, он всё время решал за меня: что мне делать, и как жить. Поэтому часто я вымещал свои к нему претензии различными, не совсем законными способами.

Мы с друзьями много тусили по клубам, я тратил его деньги и постоянно попадал в передряги до того, как познакомился с Янкой.

Отчасти из-за него, я оказался у Михалыча в бригаде и познакомился со Стервой. Очередная попытка отца вразумить меня и устроить на работу.

Мы давно не виделись, с того самого момента, как он вытащил меня из ментовки в последний раз, когда нас с Михой, моим товарищем, замели за пьяное вождение и сопротивление полицейским.

Тогда он сказал мне, что больше не намерен помогать и потакать моим выкрутасам.

Что ж…

Если бы не моё бешеное состояние и эта драка, вряд ли мы увиделись в ближайшие несколько лет.

— Какими судьбами? Скучно стало в кабинете сидеть, решил прогуляться? — Язвлю. Потому что настроение у меня — хуже некуда.

— Никак не перебесишься? — Спокойно отвечает он. — Я уж думал, ты повзрослел и перестал творить всякую дичь, и на тебе: мне звонят и сообщают, что какой-то «хрен в пиджаке» нехило пострадал от твоей руки.

Отец закидывает ногу на ногу и откидывается на спинку неудобного стула.

— Ты хоть понимаешь, что теперь он тебя по судам затаскает? — Снова без каких-либо эмоций. — Откупиться тебе нечем, да и вряд ли получится. Такие, как он, за свою шкуру три твоих сдерут.

— Мне поровну. — Говорю то, что думаю. — Если у тебя всё, то можно мне забрать телефон и домой пойти?

Накатывает дикая усталость. Я с бомжом вонючим на одной лавке весь день просидел. Хочется в душ и отрубиться.

— Не торопись. Я тебя докину до дома.

Даже не спорю с ним.

Хоть и непонятна мне такая добродетель с его стороны.

Мне отдают телефон и бумажник. Уже собираюсь выйти из душного отдела, но отец останавливает:

— Иди хоть умойся. Мать с сестрой напугаешь видом своим. — И через короткую паузу: — Или ты к девушке?

— Нет, домой.

— Серёжа, — Обращается к сержанту. — Покажи, где тут у вас умыться можно. Я тебя в машине подожду.

Это он уже мне.