Я тебе объявляю войну, девочка!

Хотя нет. С лавочки во дворе со мной здороваются две особы неопределенного возраста и местожительства.

Один мужик крупный, размером с медведя. Второй худой, как весенний грач. От обоих разит не хуже, чем из моего пакета.

— Мужик, дай огонька, — хрипло обращается ко мне синемордый, потерявший человеческий облик тяжеловес. У самого за пазухой торчит завернутая в газету бутылка.

— И сигаретку, — гаркает грач, щуря на меня живописный фингал под левым глазом.

Моя брезгливость не располагает к беседам с любителями санитарить помойку. Я почти сворачиваю к тротуару, когда взглядом цепляю на тщедушном граче свой счастливый костюм. Армани на такую публику явно не рассчитывал. И почему-то меня эта мелочь так цепляет!

Вы посмотрите, гордая какая. Могла мой костюмчик отцу оставить, если на то пошло.

С эмоциями справляться становится все сложнее. Недобро сузив глаза и задержав дыхание, возвращаюсь к представителям запойной интеллигенции.

— Забирайте, — протягиваю завязанный узлом пакет в алчные руки. — Прямо с закуской.

Избавившись от вонючей ноши, бодро шагаю к машине. Аккурат в момент, когда я щелкаю сигнализацией, ночь взрывается сочными матами…

Теперь не меня одного сегодня бомбит. Благодать!

Настроение немного выравнивается. Особенно когда я со свистом проезжаю мимо грозящих мне кулаками забулдыг.

Пардон, ребята, так бывает, когда надеешься на доброту чужой души. Рассчитывать нужно только на себя. Даже мелкая Сонька это понимает.

Я ведь козявке денег давал за то, что она объявление подсунет сестре. Отказалась.

За работу спасибо, а подачки оставь себе — вот что Соня мне сказала.

Дома во всех окнах горит свет. У ворот припаркована машина Славы. Не будь он таким оболтусом, подумал бы, что брат наконец-то одумался. А так даже гадать не хочу. Я в таком сейчас настроении… Лучше сам выясню.

На пороге застываю, едва не пришибленный дверью.

— У нас переезд? — присвистываю, вглядываясь в загруженного сумками Славу.

— У нас разногласия, — огрызается он. — А я заехал забрать свои вещи. Про машину даже не заикайся, подарки не возвращают. Кстати, я не нашел свой телефон. Где он?

— Без понятия, — развожу руками. Не хочу лишать Светлячка свободы маневра. Как она решит подать ему новость о разрыве, так и будет.

Может хоть стереть переписку и подбросить Славе «чистый» мобильный в рюкзак, мне все равно, как они расстанутся.

— А ты я смотрю и дальше съезжаешь с катушек, — прилетает мне новая порция яда от брата. — Даже знать не хочу, где ты в костюме и сланцах шатался. Псих он и есть псих!

— Про благотворительный бал уже слышал? — пропускаю наезд мимо ушей, протягивая одно из двух имеющихся у меня пригласительных. В одном Слава прав, откуда я такой красивый, он знать точно не хочет. — Это твой последний шанс сохранить за собой долю нашего бизнеса. Без привлечения сторонних капиталов мы окажемся на дне.

— И конечно же, там будет наш мэр со своей аморфной Аглаей… — Закатывает он глаза. Но свой счастливый билет забирает.

— Непременно.

— Если я не явлюсь, ты отстанешь?

— Как-то так.

Надоел, честное слово. Танцор диско, блин.

Хочет заниматься своим брейк-дансом, пусть хоть плешь о сцену сотрет — это его выбор. Я сделал все, что мог.

— По рукам. — С вызовом задирает подбородок. — Я не приду. На жизнь обещаю не жаловаться.

— Я бы не зарекался. Просто запомни этот момент, когда ты принял решение.

— Пошел нахрен, — бросает на прощание Слава.

После душа лежу один в кровати, и такой она бестолковой кажется! Пустой и огромной. Проще уснуть на жесткой постели Светлячка, чем найти себе здесь удобное место.

Пишу в ежедневнике напоминание утром поручить Наталье выбрать для Светы туфли и платье. Что-то строгое, но игривое, под стать будущей хозяйке. И какой-нибудь шикарный букет пусть тоже закажет через доставку. У нас же вроде как отношения. Девочки любят всякие финтифлюшки. Вот пусть развлекают друг друга.

Глава 27

Света

Утро субботы плавно переходит в полдень. Отец ни свет ни заря дезертировал на работу за ключами от щитка. Я осталась на хозяйстве со смурной Соней, ее бесноватым щенком и мигренью.

Это хорошо я себе анализировать вчерашнюю ночь запретила. Просто признала, что у нас с Вадимом приключился очередной беспредел.

Не сказать чтоб критичный, но ум взбудоражил.

На всякий случай я заперла дверь на все обороты и без сил рухнула на раскуроченную кровать. Думала, после такого дурного дня усну моментально. Но где там!..

Вначале у меня был просто шок. Я лежала и просто смотрела в одну точку, будто в голове кто-то выключил свет. Потом я нащупала под щекой забытый Вадимом галстук, зачем-то его обнюхала, и меня накрыло.

Смятение, стыд, чувство вины — ничего этого в помине не было. Все, что я испытала в объятьях Вадима, было каким-то правильным, что ли. Пока он не открыл рот…

Он целуется как бог, но в остальном по Злобину психушка плачет. Потому что мнит он себя тоже богом. Чем больше его слушаешь, тем больше поражаешься, как в такой неглупой, в общем-то, башке уживаются холодный расчет и полная оторванность от жизни.

Сашку ему подавай.