Весь следующий день мы проводим с Марией Эдуардовной наедине. Гуляем по ее большому саду и она рассказывает мне о своих розах. Потом смотрим какую-то комедию и вместе смеемся. Просто разговариваем. Так проходит день.
Вечером за мной приезжает Рустам.
Как только он входит в дом, улыбка сразу же сходит с моего лица. Я вижу по его лицу, что ничего не изменилось.
— Рустам, а, может, Настя заночует у меня, — интересуется у него Мария Эдуардовна.
— Нет, — хмуро отвечает он. — Ей завтра на занятия в университет с утра. От меня ближе добираться. Она потом к Вам как-нибудь заедет.
Я обуваюсь и думаю о том, что опять за меня все уже решили. Даже не спросили, хочу ли я остаться или нет.
Всю дорогу до дома Рустама мы молчим.
Когда приезжаем, он открывает дверь и пропускает меня вперед.
Сам быстро проходит в кабинет и закрывается там. Так и не сказав мне ни слова.
Я иду в гостиную. Стою и смотрю на огонь в камине, обнявши себя руками.
Потом решаю пойти в комнату спать. Проходя мимо дивана, мой взгляд останавливается на чем-то красном, четко выделяющемся на черной кожаной обивке. Подхожу. Вглядываюсь. И морщусь от отвращения.
На диване в углу валяется красный ажурный лифчик. Первое, что меня поражает, — размер чашечки. В нее запросто поместится моя голова. Но эта мысль сразу же оттесняется осознанием того, что хозяйка этой вещи была здесь. Она была здесь! С Рустамом!
Пока я была у Марии Эдуардовны, он… Он… Так вот, почему он избавился от меня на все выходные. Горькая догадка пронзает как пика.
Закрываю лицо и бегу в ванную. Закрыться. Поплакать и умыться. Сделать так, чтобы он не видел моих слез.
Защелкиваю замок и прислоняюсь спиной к двери. Сердце лихорадочно отстукивает дробь. Делаю глубокий вдох. И выдох. Надо успокоиться. Нет. Я не буду плакать. Не буду.
Отрываю салфетку и вытираю нос. Нажимаю на педаль мусорного ведра. Крышка открывается и, прежде чем я успеваю бросить туда салфетку, в глаза мне бросается использованный презерватив…
Я, как мазохистка, наклоняюсь ниже, чтобы убедиться, что мне не показалось. Нет. Мне не показалось. Использованный презерватив.
И это край. Я закрываю рот ладонью и реву. Сначала чуть неслышно. Но с каждым всхлипом все громче.
Пинаю мусорное ведро и сметаю рукой все стаканчики, пузыречки, баночки с полок. И реву.
В дверь раздается требовательный стук.
— Анастасия! Открой!
Нет! Я не открою! Ни за что не открою тебе, Рустам!
Прислоняюсь к двери, пытаясь удержать ее от его ударов.
— Настя! — кричит Рустам.
Раздается глухой удар и я отскакиваю к душевой кабинке
Глава 48. Настя
Рустам выбивает дверь и врывается в комнату. Я ударяюсь о кабинку, но не чувствую физической боли.
Он подходит ко мне и за руку пытается притянуть к себе.
— Не трогай меня! — кричу и отбиваюсь от него. — Я тебя ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Он силой все равно притягивает меня к себе и обхватывает руками. Колочу по его груди.
— Ненавижу! Ненавижу! — кричу сквозь слезы.
Он молчит. Только крепче прижимает меня к себе.
Мои удары становятся слабее и слабее. В конце концов я ударяю в последний раз и утыкаюсь лицом ему в грудь. Он ладонью прижимает меня за затылок к себе.
— Зачем ты так, Рус? — спрашиваю, едва шевеля губами.
Он молчит в ответ.
Немного отстраняюсь и смотрю ему в глаза.
— Зачем? Что я делаю не так? — повторяю свой вопрос, уже не отводя от него взгляда.
— Потому что так надо, — наконец, произносит он. — Так будет лучше.
— Ты решаешь за нас двоих?
— Да. Потому что я старше и я умнее. И более трезво смотрю на вещи.
— А почему когда пьяный приходишь ко мне?
Рустам сжимает губы, превращая их в тонкую полоску.
— Ты спал с ней? — спрашиваю прямо.
— С кем? — слышу недовольство в голосе и он сощуривает глаза.
— Ты спал? — упрямо смотрю я глаза.
— Тебя это не касается.
Он отпускает меня и отходит. Ногой отпинывает упавшие склянки.
— Иди спать, Настя, — упирается руками в раковину и наклоняет голову.
— Я не могу так больше. Не могу, — шепчу и сажусь на пол.
Рустам поворачивается ко мне, подходит, берет подмышки и приподнимает. Слегка встряхивает.
— Настя.
А у меня уже текут слезы. И я не знаю, какое чувство сейчас во мне преобладает. Там смесь. Из обиды. Отчаяния. Боли. Ни одной положительной эмоции. Ни одной.
— Обопрись об меня, — просит Рустам.
Кладу руки ему на плечи. Поднимаю голову. И ловлю себя на мысли, что его взгляд сейчас совершенно другой. Передо мной как будто опять тот самый Рус. Нежный, ласковый, понимающий.
И я решаюсь. Встаю на цыпочки, приподнимаюсь. Тянусь к нему. И касаюсь его губ. Отстраняюсь.
Он стоит неподвижно. Только смотрит. Тогда я рукой за шею наклоняю его к себе и опять целую. Без языка. Просто сминаю его губы.
— Настя… — шепчет он мне в губы.
Его руки уже на талии и сильно сжимают меня. Но губы его до сих пор просто позволяют мне целовать его. Нет того напора, к которому я привыкла. И я сама целую его. Облизываю языком губы и просовываю язык ему в рот. Но все равно не отвечает. Только закрывает глаза.