А перед сном снова стук в дверь и нетрезвый голос мужа:
— Наташа-а, прости-и!
Дениска убежал в кровать, укрылся одеялом и притих. Я тихонько подошла к двери. Прислушалась.
За дверью у порога возня. Похоже муж устроился на коврике и намеревался остаться на ночь там. Очень надеялась, что не додумается сломать дверь. После того, как я видела его в ярости, боялась его пьяного и не знала, чего ожидать.
— Любимая-а, пусти-и, — тихий стук, переходящий в скрип ногтями по деревянной двери. Ну хоть понимал пьяной своей башкой, что все вокруг спят и не шумел.
Я молчала. Плакала тихо и молчала.
«Любимая» — какая ложь! А думал ли ты о любимой, когда кувыркался с той девкой в чужой постели? Все ложь. Каждое слово, каждое действие, прикосновения. Смотрел мне в глаза, в глаза сына, матери и врал. Неужели ничего не екало в груди? Неужели нравилось жить двойной жизнью?
Он всхлипывал за дверью, что-то жалобно бормотал, иногда постукивал бутылкой о пол. Не уходил, а я не открывала и не разговаривала с ним. Притаилась как мышка. Так и сидела до утра без сна, пока не услышала, как на рассвете он встал и ушел.
Глава 23
Кошмар продолжался больше месяца.
Муж приходил каждый день, сидел у закрытой двери, а я его не пускала. Не хотела видеть и слышать, только и он не отступал. Этот почти двухметровый красавец-мужчина теперь плакал, просил прощения, умолял начать все сначала, дать ему шанс все исправить. Говорил, что это не то, о чем я подумала, что это была первая и последняя измена и что все случилось по пьянке. Он просто уснул, а потом… ничего не мог вспомнить. Как будто не он трахался с той девкой, не меня он увидел в дверях ее квартиры, не меня толкнул, ударил, оскорбил…
Изо дня в день одно и то же. Я на работу — муж за мной. Я с работы — он встречал. Наверное, и вправду переживал, что я ушла. Он осунулся, похудел, потемнел — ничего красивого и притягательного в нем мои глаза больше не видели.
— Не подходи! Не могу ни видеть тебя, ни слышать, — выходя с работы и видя ожидающего меня мужа, я выставляла руки вперед, не позволяя ему приближаться, плакала и убегала, а он шел за мной на расстоянии и снова караулил у дверей.
Куда бы ни пошла, он следил за мной, ходил по пятам и просил прощения. Клялся в любви и обещал, что больше никогда не сделает мне больно, а плакать я буду только от счастья. Звонил по несколько раз на день, но я не брала трубку. Сообщения от него не открывала и удаляла, не читая их. Я больше не верила. И разлюбить пока не могла и сердце, разбитое на маленькие острые осколки, собрать не получалось.
Муж забирал Дениску из сада и уговаривал его поговорить с мамой, чтобы она простила папу. Что папа хороший, любит сына и жену и никогда больше никого не обидит. Дениска передавал мне его слова, а у меня сжималось сердце от боли. Может быть, как отец Паша и хороший, но как муж, как любимый человек — он для меня никто.
НЕ.МО.ГУ.
А Паша в очередной раз стоял в дверях, плакал и клялся, что все исправит, что больше не будет и т. д. Жалкий… и чужой. А у меня перед глазами его руки, стискивающие чужие ягодицы, а потом они же, толкающие меня на пол, и взгляд чудовища…
— Я не могу тебя простить, Паша! Не могу и не хочу, — обливалась сама слезами, глядя на мокрое лицо мужа. — Ты разрушил все сам. Может быть, если бы я не любила тебя так сильно все эти годы, то мне и не было бы так больно. Зачем ты это сделал? Что тебе не хватало со мной? С нами? Ты о сыне подумал? Какой пример ты ему подаешь? — уже не просто плакала — ревела от бессилия что-либо изменить в своем сознании, подкидывающем фрагменты недавней ночи — голую девку, скачущую на моем муже и довольные лица обоих.
— Тебя люблю, Наташка, только тебя и Дениску. Я сдохну без вас.
Никаких чувств не вызывали его признания, кроме обиды и отвращения. Каждое слово — ложь. Каждая слеза — показуха.
Очередной день моей новой жизни. Дениска в садике, а я дома возилась с заказом. Муж приходил час назад, снова помотал нервы своими слезами и мольбами и как обычно ушел ни с чем.
Машинка шустро работала, прокладывая ровные стежки по ткани. Спокойно-то как.
Было.
Пока не раздался звонок от свекрови:
— Наташа, Пашу в больницу увезли… Он… он… сказал, что жить без вас не будет… — и заплакала, а потом равномерные гудки, звонко бьющие по ушным перепонкам, и я не знаю, что мне делать дальше. Тупо сижу и ничего не вижу перед собой. Перед глазами проносится вся моя жизнь и почему-то ни дня в ней нет без Паши.
Не знаю, сколько я так сидела. Очнулась — время забирать сына из садика. Позвонила маме, попросила ее забрать внука к себе на пару дней. Объяснять причину не стала — я и сама еще ничего не знала.
А потом набрала номер мужа. Просто наудачу. И спустя несколько бесконечно долгих гудков я услышала его тихий слабый голос.
— Наташка, любимая, — прошептал в трубку, — я жить не хочу без тебя, без вас. Прости меня. Это все пьянка… сгубила меня… мою семью… Я закодируюсь, обещаю, и больше никогда, слышишь, никогда…