— А о чем же тогда? — О них самих, о поцелуе, которым они обменялись до его отъезда? Неужели Грегори надеется, что это имеет для нее какое-то значение? Неужели считает, что у них есть возможность сойтись снова? Если так, то он ошибается. Ни за какие коврижки.
— Я хочу принять душ. Встретимся за ланчем.
Обычно Грегори было не до ланча. Он что-то проглатывал на скорую руку и тут же возвращался к работе... Интересно, что у него на уме? — думала Одри, ставя на кухонный стол кувшин с охлажденным соком.
Потом она сделала сандвичи и вынула яблочный пирог, испеченный накануне. В этот момент вернулся Грегори. Он сел и схватил сандвич с таким видом, словно умирал с голоду.
— Я соскучился по этому месту. — Грегори откинулся на спинку деревянного стула, вытянул длинные мускулистые ноги и довольно осмотрелся по сторонам.
Кухня была большая, деревенская, с плитой, дощатым столом, множеством полок и связками лука на крюке, вделанном в потолок. Конечно, связки были искусственными, но по виду очень реальными, почти настоящими. Одри любила свою кухню. Как все неповторимое и обладавшее индивидуальностью.
Таким она Грегори еще не видела. Он полностью расслабился и жевал сандвич с сыром и ветчиной. Все говорило о том, что их беседа будет легкой и приятной. Но Одри смотрела на него чуть ли не с ужасом. Вид красивого, сильного мужского тела волновал ее и пробуждал сладкие воспоминания. Почувствовав, что у нее участился пульс, она крепко зажмурилась. Однако это не помогло: воспоминания не исчезли.
Они часто занимались любовью на их нью-йоркской кухне из нержавеющей стали. Грегори подкрадывался к Одри сзади. Не успевала она опомниться, как юбка оказывалась на ее талии, а трусики на полу. Он быстро и умело овладевал ею, и ей это нравилось. Нравилось, когда ее заставали врасплох.
Одри невольно представила себе, что они занимаются любовью на здешней красивой и уютной кухне. Она действительно была очень уютной. Ничего удивительного, что Грегори так расслабился...
— О чем ты думаешь?
Одри моментально открыла глаза. На ее шее пульсировала какая-то жилка, в горле стоял тугой комок. Она смотрела на Грегори с испугом. Он следил за ней! Неужели выражение лица выдало ее?
— А что?
— Твои мысли были далеко отсюда. Случайно не в Америке?
О Боже, он все понял!
— Или ты думала о Дирке?
Уф-ф... Слава Богу.
— Почему ты ничего не ешь?
— Потому что не голодна.
— Приберегаешь место для вечернего обеда?
— Ты угадал. Не могу дождаться. — Лучше уйти куда угодно, подумала она, лишь бы оказаться подальше от Грегори! Может быть, там она сможет вздохнуть спокойно. Вздохнуть спокойно? О Господи! Он вернулся всего несколько часов назад. Что с ней творится?
— Я бы предпочел, чтобы ты никуда не ездила.
— Потому, что он тебе не нравится? Потому, что ты считаешь, что он недостаточно хорош для меня? Перестань, Грег.
— Разве можно сравнивать ваши отношения с тем, что было у нас? — резко спросил Грегори. — Неужели ты не помнишь, как хорошо нам было? Скажи честно, ты чувствуешь с Дирком то же самое? Черт побери, держу пари, что нет! — Он швырнул сандвич на стол, встал, схватил Одри в охапку, поднял и поцеловал. — Дирк ласкал тебя так? Или так? А так?
Его губы и руки были повсюду.
Во всем виноват тот первый поцелуй. Не следовало показывать Грегори, что он все еще способен будоражить ее чувства. Теперь он пользовался этим, а она ничего не могла с собой поделать.
— Не надейся, что я ничего не понимаю, — буркнул Грегори, почти не отрываясь от ее губ. — Ты меня не одурачишь.
Его поцелуи стали еще более страстными и настойчивыми. Большой и указательный пальцы ласкали сосок Одри именно так, как она привыкла. Кровь струилась по ее жилам, как жидкое серебро, кости плавились. Если бы Грегори отпустил ее, она превратилась бы в лужу на полу. И тут силы Одри кончились. Тело требовало ответить на его ласки. Она прижалась к нему грудью, животом, бедрами и ощутила всю силу его желания.
Он медленно, мучительно медленно провел ладонями по ее бокам, ощущая каждый дюйм ее тела, обхватил ягодицы и еще крепче прижал Одри к себе.
Ей хотелось, как прежде, обхватить его ногами, чтобы он положил ее на стол и вошел в нее, хотелось снова испытать то лихорадочное возбуждение, которое мог вызвать только Грегори. Короче, она осознала, что желает его.
Эта мысль налетела на нее как шквал и потрясла до глубины души. Но желание оказалось сильнее страха. Возврата уже не было. Она запустила пальцы в его волосы, прижала к себе его голову и с готовностью раскрыла губы. А потом услышала собственный протяжный стон. Грегори был умелым любовником и обладал даром доводить ее до исступления.