– Знаешь, я бы многое отдал, если бы мы познакомились с тобой иначе, а не в баре, загруженные своими проблемами, – произнес Вадим, стоя ко мне спиной, наблюдая закат через огромное панорамное оно.
– Думаешь, что, если бы было иначе, ты быстрее вскружил бы мне голову? – Я подошла ближе и обняла его за плечи.
– Но ведь вскружил? – спросил Вадим. Я не видела его лица, но была уверена, что его губы расплылись в улыбке.
– А может быть, это просто судьба? – вырвалось у меня раньше, чем я успела обдумать.
– Может быть, – сказал Вадим и притянул меня в объятия.
И почему-то мне кажется, что это важнее банальных признаний в любви – стоять вот так в обнимку, просто смотреть на закат и знать, что это судьба.
Дни пробегали один за другим, мы все свободное время были вместе, гуляли, ездили по городу, посещали театры и оперу. Я казалась себе самой счастливой. Но, как бывает в такие моменты жизни, что-то должно было случиться, то, что разрушит мой сложившийся мир.
После очередного свидания Вадим отвозил меня домой. Мы уже подъехали, и мне нужно было выходить, но я почему-то замешкалась. Так не хотелось покидать уютное сиденье его автомобиля, и мужчина рядом со мной это чувствовал, притянул в объятия и, смотря прямо в глаза, спросил:
– Или, может быть, останешься у меня?
С легкой улыбкой на губах я отказалась от его предложения. Я не была к этому готова. Мне нужно было время, чтобы решиться, хотя бы еще день. Переезд к Вадиму – слишком серьезный для меня шаг. А мое нежелание возвращаться домой было вызвано женихом Марины. Меня нервировало внимание с его стороны, меня беспокоило обилие вопросов, которые он мне задавал, его взгляд, наблюдающий за мной. Подруга успокаивала меня, что Женя просто не мастер общения, что его способности в другом, порою шикала на своего любимого, но это не помогало мне успокоиться.
Осенний вечер медленно накрывал город. Сжимая в пальцах букет белоснежных роз, я вынырнула из автомобиля Вадима. Помахала ему на прощание, проводила его удаляющую машину взглядом. Ветер трепал кроны деревьев. Где-то вдалеке громко гавкнула чья-то собака, и это заставило меня поежиться. Внутри нарастало ноющее неприятное чувство. Будто чей-то липкий, пронизывающий взгляд сверлил спину. Но рядом никого не было. Глупость, небольшая паранойя, вызванная страхом, что что-то должно случиться.
Я услышала звук шагов, скрипнула ветка, и я обернулась. От неожиданности букет выпал из рук в лужу. Белые лепестки оказались измазаны.
Но я не торопилась его поднимать, не отрываясь смотрела на человека, направляющегося ко мне, человека из моих кошмаров, которого я так не хотела видеть и который, как я боялась, когда-нибудь найдет меня, и не могла произнести не звука: тело как будто парализовало.
Вместо любимой кожаной куртки на нем был старый камуфляж, обычно выбритое лицо покрыто недельной щетиной. Это уже не тот человек, которого я когда-то любила и за которого выходила замуж. Он видел мой страх, и его губы растянулись в улыбке, злом самодовольном оскале. Он отлично понимал, что мне не спрятаться и не сбежать. На этот раз не сбежать. И кричать бесполезно. Рядом с нами никого не было.
– Ну здравствуй, моя дорогая жена, – произнес Кирилл, направляя на меня пистолет.
Глава 15
Кирилл Сериков
Я стоял в коридоре родильного дома и ожидал, когда, наконец, выйдет жена с ребенком из послеродового отделения и я впервые возьму дочь на руки. Сегодня Наташу с малышкой выписывали. Собрались наши друзья, чтобы их торжественно встретить. Мой лучший друг заметил мой хмурый взгляд.
– Нервничаешь?
Я кивнул. Разговаривать и что-то ему объяснять мне не хотелось. Я смотрел, как суетились Наташины подруги в ожидании молодой матери, как наизготовку встал фотограф, начал снимать. Меня не покидала мысль, что всего этого могло бы не быть. Два месяца назад Наташа чуть не потеряла ребенка. Я до сих пор не могу забыть тот вечер, когда моей беременной жене внезапно стало плохо. Помню, как негнущимися деревянными пальцами набирал номер скорой, как в ответ слышал лишь: ожидайте, скоро будем. Помню, как, , сам повез ее в больницу, как мчался, наплевав на все правила дорожного движения, помню бледную, в слезах, перепуганную жену, которая о чем-то тихо молилась, как никогда в жизни. В роддоме я был готов растерзать всех и каждого, кто мог помешать Наташе получить помощь: долго копающуюся регистраторшу, удивительно спокойную врачиху, которая заявила мне: «Что вы так волнуетесь? Беременные такие мнительные», – и что-то про естественный отбор. Впрочем, последнюю я готов был отвести в сторонку и придушить. Нет, я, конечно, догадывался, что у нас с медициной плохо , но не до такой же степени, чтобы про естественный отбор вещать. Интересно, зачем она с такой логикой в медицинский-то поступила?