Я тебя не променяю

‒ Да я лучше сдохну, чем допущу, чтобы ты… из-за меня… с ним…

Вот именно. Вот именно! «Лучше сдохну» ‒ этого она хотела ещё меньше. А Костя произнёс негромко, но твёрдо:

‒ Даже не думай. Поняла? ‒ Он подцепил пальцами её подбородок, чуть запрокинул голову. ‒ Ты поняла? ‒ Но смотрел уже не в глаза, а на рот, словно желал не только услышать, но и увидеть, произнесённое ею «да», поймать, ощутить. Указательный палец скользнул вдоль по её губам. ‒ Сашка! ‒ Голос чувственно дрогнул, а ещё, наверное, нетерпеливо.

Ладонь спустилась по шее вниз. Костя ухватил бегунок молнии, расстегнул Сашину куртку, снял, взялся за подол кофты, потянул вверх. Саша остановила его, отодвинулась. Он глянул насуплено.

‒ Ты не хочешь?

‒ Не в этом дело. Просто…

‒ Считаешь, не время? Да плевать. А я хочу. Именно сейчас. Другое дело, если ты действительно против. Тогда не будем. А всё прочее ‒ по фигу.

‒ Но ты же…

‒ Да всё нормально со мной. А сейчас особенно. ‒ Он поцеловал её, сначала в лоб, потом в висок, в щёку, в нос, добрался до губ. ‒ Сашка, мне правда очень хорошо. Потому что ты здесь. Этого достаточно. Это самое лучшее, что со мной может быть.

Потом опять ухватился за подол кофты, и на этот раз Саша не стала его останавливать. Потому что ‒ он прав, даже в этом вроде бы несвоевременном желании. То есть, наоборот, очень своевременном. И не нужно разумных объяснений. Они есть, но ‒ смысл облекать их в слова, расходовать секунды? Когда вполне можно обойтись без слов.

А Костя не ограничился только кофтой, раздел, потом подхватил, приподнял, усадил на стол. Рассматривал жадно, трогал, будто первый раз, и она с ума сходила от его взгляда, от каждого лёгкого прикосновения. Тело отвечало на них, словно было одним оголённым нервом, горело желанием, каким-то своим особым сознанием превращало даже робкую осторожную ласку в жаркое откровение, трепетало от нетерпения, и Саша потянулась к Косте руками, но он поймал их за запястья, аккуратно отвёл в стороны.

‒ Не надо. Не делай ничего. Я сам.

И больше не сдерживался, ласкал ‒ смело, ненасытно, горячо. А она столь же ненасытно и смело принимала его ласки, откликалась и тоже не сдерживалась. И это действительно было как в первый раз ‒ когда он такой, когда Саша такая, даже сама для себя не до конца знакомая, запредельно открытая, состоящая только из желаний и ощущений.

Где-то там в дальних закоулках сознания временами вспыхивала разумная мысль, что эти её откровенные стоны, наверное, хорошо слышны сквозь тонкие стены, через дверь. Но что она могла сделать? Молчать? Нет. Это слишком. Тогда она просто свихнётся. Саша закусывала пересохшие губы. Но не только для того, чтобы сдержать крик. Они тоже жаждали ласки, тоже жаждали прикосновений.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Костя опять взял её за запястья, потянул на себя, заставил сесть. Она, ни секунды не дожидаясь, обвила руками его шею, привлекла к себе, нетерпеливо впилась во влажные губы, сдавила, сжала. Костя тихонько замычал, попытался отстраниться.

Они же ещё не совсем зажили. Ну, и она тоже ‒ слишком жадно, слишком сильно.

‒ Костя, ‒ прошептала раскаянно.

‒ Всё хорошо, Сашка. Даже очень.

Он опять подхватил её, приподнял на руках.

‒ Рисковать не будем. Не уверен, что этот ДСП-шный Боливар выдержит двоих.

Перенёс на кровать, уложил аккуратно.

‒ Опять ты ржёшь.

‒ Нет, ‒ возразил он, снимая с себя рубашку. ‒ Это я люблю тебя. Очень сильно люблю, ‒ прошептал, проводя ладонью от её шеи вниз по груди, животу, и снова мгновенно перешёл от страстной откровенности к иронии: ‒ Не всякая мебель переживёт. А кровать тест-драйв уже прошла.

‒ Ко-остя! ‒ простонала Саша, вздрагивая под его рукой и одновременно давясь подступающим смехом.

Он наклонился к ней, успел поймать окончание своего имени губами, и опять всё переиначил по-своему.

‒ Не беспокойся, Саш, ‒ предупредил, приподнимаясь с кровати. ‒ Я не пропал. Я здесь, я сейчас. Пара секунд, и буду готов. И во всеоружии.

Ну вот кто ещё мог заставить её смеяться в такой момент?

В присутствии Кости происходящее представлялось не то чтобы простым, но по крайней мере не настолько безвыходным и безнадёжным. Но он не мог быть рядом всегда, каждую минуту, и снова возвращались сомнения и тревога, заползали в сознание, цепляясь острыми коготками, оставлявшими саднящий след. И тогда вопреки осмысленным желаниям появлялось ожидание, нет, не лучшего, как раз наоборот ‒ плохого.

Входная дверь даже не хлопнула, вписалась в проём с таким грохотом, словно её закрыли с размаха, изо всех сил. Саша выскочила в прихожую. Варя лихорадочно запирала замки, не забыв даже толстый засов, которым они обычно не пользовались. Закончила, развернулась, привалилась к двери, а, увидев Сашу и, кажется, не сразу осознав, кто она и почему здесь, отрывисто всхлипнула, зажмурилась и сползла вниз, скользя спиной по металлической поверхности.

‒ Варь, ты чего? ‒ Саша метнулась к ней, присела рядом, коснулась рукой плеча.