Я тебя (не) прощу

Едва скользнув глазами по документам, она дрожащей рукой поставила свою подпись и протянула бумаги обратно. Когда ее пальцы разжались, отпуская белые листы, до нее донесся смех, от которого все внутри мгновенно похолодело.

Смеялся муж. Смеялся отрывисто, горько, зло. Она испуганно посмотрела на него и встретила прежде незнакомый ей взгляд — жесткий, неумолимый, пугающий.

— А теперь — уходи, — холодно отчеканил он.

Ей показалось, что она ослышалась.

— Что? — едва сумела проговорить резко переставшими слушаться губами.

Он встряхнул перед ней пачкой бумаг.

— Ты только что передала мне все, чем владела. У тебя больше ничего нет.

Он говорил это, внимательно вглядываясь в ее лицо, алчно выискивая там что-то, известное лишь ему одному. Говорил, зло цедя страшные слова, но ее разум отказывался им верить…

— Арсюш, это что, шутка какая-то?

Она слабо улыбнулась, растерянным взглядом обводя его хищно заострившиеся черты.

— Это не шутки, — отрезал он, резко отворачиваясь, словно не мог выносить даже ее вида. — Даю тебе десять минут на то, чтобы взять самые необходимые вещи. Советую поторопиться, иначе я выкину тебя вообще ни с чем.

Она стояла, потрясенная, не в состоянии пошевелиться, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Как это все возможно? Вот только сегодня утром этот человек целовал ее, сводя с ума ласками, а сейчас теми же самыми губами говорил чудовищные, невозможные вещи…

Разве мог тот, кто поднял ее однажды на ноги, теперь самолично и уничтожить?.. Это не укладывалось в голове. Отрицалось всем ее существом.

— Почему? — спросила она, подходя к нему вплотную. Повторила — требовательно и отчаянно:

— Почему?

Он даже не повернулся. Лишь кинул — отстраненно и презрительно:

— Кажется, ты забыла, милая моя, почему я вообще на тебе женился.

Слова ударили, как пощечина, ноги подкосились. Она испуганно схватилась за спинку стоявшего рядом стула, пытаясь обрести хоть какую-то опору посреди рушащегося у нее на глазах мира. Мира, в который она так наивно и опрометчиво поверила.

Мотнув головой, она протянула к нему руку — жалко, умоляюще, точно нищенка, просящая подаяния. Только ей нужны были не деньги. Ей нужно было понять, как мог человек так измениться всего за несколько часов!

— Я никуда не уйду, пока ты все мне не объяснишь! — выпалила она с напускной решимостью, отчаянно впиваясь пальцами в его рукав. — Сегодня утром все было как обычно! Все было… хорошо. Сегодня наша годовщина, я готовила ужин…

Ее слова понемногу превращались в жалкий, несвязный лепет. Усилием воли она взяла себя в руки и спросила только:

— Что изменилось, Арс? Что произошло?

Его спина заметно напряглась. Ноги Авроры дрожали. Казалось, если она попытается сдвинуться с места в отчаянной попытке заглянуть ему в лицо — просто упадет. Упадет, как тогда… и больше уже не поднимется.

— Произошло то, что ты мне больше не нужна, — проговорил он издевательским тоном. — Я получил, что хотел. Так что…

Он выдержал паузу и отрывисто закончил:

— Поторопись, Ава. Иначе я потеряю остатки терпения и заберу последнее, что тебе дорого.

Позвоночник пробила ледяная стрела страха. Неужели он догадался о беременности?! Мысль, что этот человек отнимет у нее ребенка, о котором она так мечтала, сделала, казалось, невозможное — Аврора заставила двигаться свои буквально приросшие к месту ноги и, схватив впопыхах только сумку, валявшуюся в прихожей, кинулась прочь.

Прочь от самого дорогого человека, превратившегося вдруг в угрожающего незнакомца.

* * *

Настоящее время. Конец октября

— Лесь, ну не вертись ты!

Я с улыбкой перехватила дочь, которая так активно ерзала на стуле, что в любой момент попросту рисковала с него свалиться. И это в то самое время, когда я пыталась превратить ее непослушные кудряшки в какое-то подобие прически!

— Будешь продолжать в том же духе — уйдешь в садик растрепанная, — сказала я притворно строгим тоном. — И вдобавок мы опоздаем, — вздохнула следом, кинув взгляд на телефон, где неумолимые цифры показывали, что на сборы у нас имелось от силы минут двадцать.

— Мамочка, а можно мы не пойдем сегодня в садик?

Леся смешно наморщила нос, всем своим видом выказывая отвращение к данному заведению.

— Нельзя, — отрезала я, ловко хватая ее за прядь волос, чтобы наконец сделать из этого гнезда косичку. — Ты же знаешь — мне нужно на работу.

Дочь мгновенно насупилась и заявила:

— Все равно не пойду. На улице темно и холодно. Хочу спать… — добавила она жалобно.

Я кинула взгляд за окно и едва подавила тяжелый вздох. Нелюбовь к поздней осени у нас с дочерью была общая. Похоже, что ночью еще и дождь прошел — от этой мысли я даже содрогнулась. Шагать по лужам сквозь холодный злой ветер — совсем не то, чем хочется заняться с утра пораньше.

Но выбора не было.

— А поющую принцессу Эльзу ты все еще хочешь? — поинтересовалась я с невозмутимым видом.

Глаза Леськи мгновенно загорелись.

— А ты купишь? — спросила тихо, словно неверяще.

— Куплю, если будешь смирно сидеть и послушно соберешься в садик.