Я тебя (не) забыла

– Да мы уж итак заждались, – кинул один из парней.

– И проголодались, – хохотнула Ира, которая, к удаче Мелёхина, переключилась на кого-то другого: одинокого и более в ней заинтересованного.

Разговор за столом поначалу закрутился вокруг какой-то новой сделки «Гаранта», потом кто-то из ребят крикнул, мол, хватит о работе, и все постарались переключиться на какие-то бытовые темы.

Мелёхин привычно уже сел напротив Ани и её ухажёра, чтобы без конца буравить её взглядом и смотреть, как мило краснели её щёки, когда она ловила его внимание. Впрочем, сейчас было непонятно, от чего она больше разрумянилась: жара костра, еды, алкоголя, смущения или… объятий сидящего рядом мужчины, который уже без стеснения «лапал» её при всех.

Ну, не лапал, конечно. Но трогал. Рука его уже не просто лежала поверх спинки её стула, а обняла Аню за плечи и притянула к его груди. Беспокоился, видимо, чтобы не замёрзла. Заботливый, видишь ли, какой нашёлся.

Мелёхин бы и сам об Ане позаботился, ему этого тоже очень хотелось. Согреть её. Хотелось так, что он не знал, куда деть руки. И самого себя. От чувства этого неуместного, которое он всё-таки определил как ревность.

За четыре года в институте к Ане никто не приставал. Как-то раз в компании однокурсников, когда они зависали вечером в баре, разговор парней завертелся вокруг умнички старосты. Кто-то, да тот же Лупанов, вроде, идиот этот недоделанный, сказал, что к Аньке подкатил бы. И если б было это брошено не так небрежно, и не был бы в эту фразу вложен определённый смысл, Мелёхин на это и внимания б не обратил. Но горящий взгляд Лупанова, сальный какой-то и понятный любому, его возмутил.

Серёга тогда ему твёрдо сказал, чтоб даже не думал к Ане соваться, на что получил закономерное: «А что? Для себя бережёшь?»

Парни заржали, но увидев, что Мелёхин их не поддерживает, сдулись. Лупанов тоже отъехал и больше никогда не заводил об этом разговор. Аркадьеву, в отличие от других девчонок, в присутствии Серёги после не обсуждали. И попыток подкатить не делали.

Слова Лупанова про «для себя бережёшь» всё-таки вышли пророческими, как ни крути. Первым мужчиной у Ани стал сам Сергей, а теперь… теперь, возможно, она познала и других. Три года всё-таки прошли, странно, если б иначе сложилось.

Потягивая глинтвейн, Сергей даже сразу не понял, к какой теме перенёсся разговор, пока не прозвучало знакомое имя. Имя маленького человечка, которого он сам ещё ни разу не видел вживую.

– Надо будет съездить в лес, Лерочке ёлку к новому году срубить, – почему-то во весь голос заявил Анин мужик.

Перепил что ли? Да нет, не было похоже.

Видимо, до этого обсуждались преимущества живых ёлок перед искусственными, но Мелёхин как-то этот момент пропустил.

Только одно «Лерочка» из уст мужика завело его похлеще чужой руки на плече у Ани.

Аркадьева смутилась, забормотала что-то. Единственный Мелёхин, видимо, понимал, как ей неудобно всеобщее внимание. Так всегда было.

– Да зачем, она ещё ребёнок, не поймёт даже. Живая или не живая.

– Всё она поймёт, – отрезал мужик.

– Да рано ей ещё. И к чему дерево портить.

– Можно в питомник растений съездить, – подключилась к разговору Ангелина. – Там специально выращивают для праздника. И не придётся лес разорять. Я в том году с племяшами ездила, выбирали ёлку как раз.

За столом развернулась небольшая дискуссия по этой теме. Нужна ли живая ёлка маленькому ребёнку, или и искусственной достаточно? Какая-то эко-френдли настроенная пара доказывала, что живая – это намного экологичнее.

– Исследование было, так результаты показали, что владельцу искусственной нужно пользоваться своей ёлочкой больше двадцати лет, чтобы компенсировать урон природе, – активно отстаивала свою позицию девушка. – Обычная уже через семь лет до трёх метров вырастает. А новогодние продают, ну чуть больше метра, то есть три года и ёлка готова, а не двадцать лет и переработка пластика.

Кто-то вспомнил своё детство, атмосферу праздника и запах хвои в доме.

– Всё решено, на следующей неделе поедем, в питомник или лес, без разницы, Ань, выбирай сама, – заявил мужик.

– Да не надо, Матвей Сергеевич, и рано ещё, до праздника-то три недели.

Интересно, – подумал Мелёхин, – в постели она к нему тоже по отчеству обращается? – и уставился на Аню с какой-то неадекватной злостью.

А Ане сделалось как-то неудобно, что она и её дочь стали косвенной темой для обсуждения. И Матвей тоже хорош, мало того, что при всех тискает, когда она сама ещё до конца всё не решила, так о Лерке заговорил, прекрасно зная, как не любит она обсуждать личное на публике.

Аня заёрзала, чувствуя себя неуютно, взгляд прыгал с предмета на предмет, с человека на человека, пока не остановился на Мелёхине, который снова сел напротив. Нарочно он, что ли, это делает? Ей-то показалось днём, что с ним можно вполне нормально общаться, но сейчас ответный взгляд Серёжи, которым он наградил её, был каким-то странным. Опять к нему вернулась резкость и твёрдость. От сегодняшней непринуждённости, с которой они набирали «дрова» для костра, и следа не осталось.