Я тебя никогда не любила (СИ)

Воспоминания об Ольге, как слайды в диаскопе, всплывают, сменяя друг друга, снова и снова. Я созерцаю их в своей голове. Потому что не хватило ее наяву. Но простого созерцания мне всегда было мало. Количество времени, когда я мог видеть Ольгу, не совпадало с количеством времени, когда я мог ее обнимать. Это несовпадение я старался устранить при первой же возможности, когда удавалось ее погладить или обнять. Только вместе с прикосновением я мог почувствовать в достаточной мере её изумительно красивые ножки, точёные руки с длинными изящными пальцами.

Впервые увидев, как Ольга закрывала гараж, я кое-как и с большим трудом справился с желанием овладеть ею тут же, возле гаража - настолько сексуальны были ее действия. Ладошкой она прижимала ворота так, будто гладила рукой холодное железо, изгибая пальцы кончиками вверх, при том, что движения её рук были сильными и твердыми.

Я не скрывал своё восхищение ею. И видел, как не всегда уютно Ольга чувствовала себя под моими восхищенными взглядами, иногда не зная как на них реагировать. Но, в конце концов, перестала обращать внимание, принимая мое к ней отношение как должное, перестав удивляться моему восторгу и никак не реагируя на мои любовные сонеты.

Я дарил ей цветы. Через день. Три раза в неделю. Цветы как эстетическое воплощение восторга. Но букетный период неожиданно для меня был грубо оборван. Цветы надоели Ольге почему-то очень скоро.

-Хватит мне их дарить, зря только деньги тратишь, - резанула в раздражении она ровно через две недели.

И почему я почувствовал себя пристыженным? Что ж, она избавила меня от этой статьи расходов. Дарить ей цветы я перестал. Я бы избавился, и уже сознательно, и от других своих трат, но которые были для меня обязательны - на противозачаточные средства. С первых дней я покупал их на три месяца вперед. Но эту повинность мне пришлось "тянуть" до конца, если не считать короткого промежутка, когда я умышленно повинностью пренебрег, чтобы воспользоваться как надо, чтобы донести то, что надо.

Поглупев от любви, я забыл еще одно правило: глупость в одиночку никогда не появляется. Вместе с ней ко мне пришла и другая блаженная - наивность. Хотя если порыться, кое-какие ее признаки в тайниках собственного "Я" мне удалось бы обнаружить. Короче, моя хитрость нейтрализовывалась довольно просто (действительно просто!). Все мои попытки-атаки в части доставки генетической мужской sms по назначению останавливались ее нежнейшим "только не в меня, дорогой" в самый ответственный момент (и как они угадывают?), с последующим благодарным поцелуем за исполнительность по окончании атаки. Это означало, что со своими попытками продублировать себя любимого я опоздал. И упорно не хотел это признавать.

А пока мой восторг ею только сильнее воплощался в рифме:

Сейчас бы любимую крепко обнять

Тут же начать её целовать

Ласково гладить тело родное...

Тут же закончить все остальное!

Этим восторгом я авансировал ее если не до конца дней ее жизни, то на много лет вперед. Ольга с полным правом могла считать его своим личным приобретением и вполне могла положить как уставный капитал в основу своего нового брака и нового счастья. Её физическое совершенство и природный эротизм я приравнял к благородству происхождения до той степени, которая дает право обозначить женщину как Леди, и, приняв во внимание её польскую фамилию и некоторое, по ее словам, присутствие польской крови, стал называть ее пани. Как уже писал, ее польское происхождение я отметил. Я зарифмовал старый анекдот про пани Квасневскую. Согласно фольклора пани решила однажды: "Пора купить унитазов. Из золота и серебра". А еще фольклор повествует о покупке ею двух модных ковров, но которые были безнадежно уделаны из-за слишком громкого "Ура!" на улицах Варшавы. В анекдоте убедительно утверждается, что унитазы остались чистыми. Когда я декламировал Ольге то, что у меня получилось, рассмеялась она очень по-русски и от души.

Моё восхищение и обращение к ней как к пани, не могло не понравиться ей, это и сыграло со мною злую шутку. Стараясь соответствовать навязанному ей образу, Ольга смущалась, это мешало ей показать себя такой, какая она есть на самом деле, показать, что она обыкновенная земная женщина. Ольга пыталась отвечать мне тем же, называя меня "пан адвокат", из-за чего наш романтический период продлился несколько дольше обычного.

Я любовался ею спящей. Она была дьявольски красива, когда спала! Часто, проснувшись, я подолгу смотрел на неё. Смотрел, как в лунном отблеске окна светилось мраморной белизной ее лицо, и еле сдерживал себя, чтобы не поцеловать. Я боялся ее разбудить, как будто зная, что, разбудив мою Олю, я разрушу какую-то сказку, тайну, которая всегда присутствует в спящей женщине, и к которой я, глядя на неё, сейчас прикасаюсь. Где же была эта тайна в первый вечер? Как не хватило ее нам тогда!

Меня манили ее волосы. Их конечно особый и конечно неповторимый (а как же иначе!) запах я чувствовал на любом расстоянии.