Я тебя никогда не забуду

Я казался сам себе очень странным. Особенно – если посмотреть на меня посторонними, непредвзятыми, невлюбленными глазами. Глазами Юрки, например. Что бы я мог ему рассказать?

Я знаком с герлой всего одну неделю. Провел с ней лишь ночь – и уже готов порушить все свои планы. Пустить под откос собственные каникулы. Подвести товарищей. Наконец, отказаться от огромного заработка…

– Значит, сам прикипел, – заметил командир. В его тоне еле слышно прозвучала нотка сожаления.

Потом он перевел разговор на другую тему.

И только под конец чаепития сказал:

– Я тебя, если надо, прикрою. Скажу, что в твоей семье заболел кто-то, и по-серьезному. Мама, например. Билет твой сдадим, не проблема. Ничего тебе не будет. Колхоз – дело добровольное.

В итоге мы договорились, что я еще подумаю до завтра. Время пока терпит. Утром сам позвоню Юрке в общагу.

Кашин среди вахтеров общежития пользовался авторитетом. Они даже ходили за ним в его комнату подзывать к телефону.

Оттого, что мой товарищ не сделал мне ни упрека – хотя по всему было видно, что ему мой отказ неприятен, ведь я ломал его планы, – меня как-то покорежило.

И еще: там, в Хакасии, меня ждали другие друзья. И девушки в отряде тоже ожидались. В малом количестве, но все же. (В их числе повариха Элина, которая была ко мне неравнодушна).

Вдобавок стройотряд – большие деньги. Для студента вообще заоблачные. (За то лето я получу – скажу, забегая вперед – аж девятьсот пятьдесят рублей. В ценах восьмидесятых – это целое состояние).

А кроме того, работа позволит мне забыться. К тому же: какого черта! Чтобы я ради какой-то герлы ломал все свои планы?! А она к тому же мне не звонит?

Я загадал: если она проявится до следующего утра – звоню Юрке и говорю, что не еду.

Она так и не позвонила.

Наши дни Иван Гурьев

Бродить одному без сна по пустому рассветному дому – это теперь называется жизнь удалась?

июль – август 1981, Иван Гурьев

Сейчас даже само слово «стройотряд» забывается. Последним могиканам ССО глубоко за сорок. Выросло два поколения, для которых оно пустой звук.

Больше всего стройотряд напоминал армию. Дисциплина, единоначалие, скромный коллективный быт… Правда – никакой дедовщины (которая уже тогда махрово расцветала в казармах и кубриках советской, блин, армии). Плюс – друзья и самодеятельные развлечения. Плюс – тяжелый труд и большие деньги.

Жили мы в палатках. Огромные армейские брезентухи, водруженные на постаменты из грубо сколоченных неструганых досок. В одну палатку влезало около двадцати кроватей, столько же тумбочек и человек.

Климат в Хакасии, как известно, резко континентальный. Ночью – холодрыга. Я на ночь укрывался не только двумя одеялами, но и лишним матрацем. И порой надевал перед сном ушанку.

А утром – подъем под бодрый репродуктор, умыванье на улице ледяной водой, построение, разъезд на работу. Одно отличие от армии: радиоточка над лагерем исполняла по утрам не советские марши, а «битлов», «Дип Пёрпл» и модный в те годы ансамбль «Эрапшен»:

One way ticket,
One way ticket,
To the blues.

Мы строили в Абакане троллейбусную линию. Первую в Хакасии. Не знаю, как другие, а я сим фактом гордился: «Через четыре года здесь будет город-сад…» Я вообще тогда был романтиком (как справедливо заметил Юрка).

Сейчас уже стерлись, конечно, воспоминания о том, как было тяжело, потно, жарко. Под палящим солнцем мы рыли по обочинам проспекта Щетинкина (имя не запомнилось) канавы для электрического кабеля. Рубили отбойниками дыры в бетонных «стаканах» – в эти стаканы поставят троллейбусные столбы. Рабочий день наш продолжался часов десять-двенадцать. По утрам – в результате воздействия лопат и отбойников – пальцы рук, в буквальном смысле, не разгибались. Потом понемножечку расходились, чтобы назавтра после сна быть сведенными судорогой…

А по вечерам мы репетировали, давали концерты, состязались в острословии и прочих талантах.

Еще один эпизод – из того далекого стройотрядного прошлого. Он засел в памяти, и я расскажу его – оттого, что история – типичная. Ох, как точно она то время характеризует – и нас, дураков.

Итак, однажды на наш отряд снизошла манна небесная. Нам на двадцать человек выделили пять ветровок. Пять дурно сшитых брезентух… Но тогда ветровка – о, это было богатство!.. В ней можно ходить в походы, ездить на рыбалку, да и по городу прогуляться не зазорно… Такие одежды нигде не продавались. Такие – только распределялись. Среди строителей БАМа. И Самотлора. И Саяно-Шушенской ГЭС.

И вот – одновременно с упоеньем обладанья – коллизия. Вопрос: как разделить всего лишь пять подарков судьбы между аж двадцатью бойцами?

Решили, в духе коммунизма, тянуть жребий.

Весь линейный, два десятка парней, собрался в штабном вагончике. Побросали бумажки с именами в чью-то каску… Стали тянуть. Одним из первых полез за жребием я. Развернул – пусто. Ничего! А я был почему-то уверен, что выиграю. Что какая-то высшая сила увидит мои старания и позаботится обо мне…