Я тебя никогда не забуду

– Спишь? – раздался в трубке жизнерадостный голос Бори, моего приятеля, дежурившего в ту ночь по управлению.

– Нет, крестиком вышиваю, – буркнул я.

– Прости, что разбудил, я б сам, по своей воле, никогда не посмел бы вашу светлость побеспокоить в столь ранний час да по столь ничтожному поводу… Но учти: тревожу я тебя не корысти ради, а токмо волею пославшего меня товарища полковника…

– Что ему от меня надо?

– Просил, ваша светлость, именно вас на место выехать. Аристов, он сказал-с, наш лучший сыщик, самый цепкий кадр. Не, я не шучу, так слово в слово товарищ полковник и сказали-с, и про сыщика, и про кадра.

В голосе Бориса мне послышалась определенная доза зависти, из чего я понял, что наш «полкан» и впрямь лестно обо мне отзывался.

– А что стряслось?

– Похоже, разбой.

– С жертвами?

– Да вроде нет. Кажется, только тяжкие телесные.

– Так какого же тогда ляда, – я уж совсем пробудился и начал злиться, – на тяжкие телесные «лучшего сыщика» с постели подымают? Такой ценный, как ты говоришь, кадр беспокоят?

– Не могу-с знать, ваше благородие.

– Хватит, Боря хохмить, и так с недосыпа башка трещит. Лучше скажи толком, человеческим, русским языком, без словоерсов и «благородий»: что там стряслось?

Мне хотелось получить как можно больше вводных данных, чтобы не стало неожиданностью то, с чем я столкнусь в самое ближайшее время на месте преступления.

– Я ж тебе говорю, подробностей не знаю, – упорствовал Боря. – Но мне показалось – заметь, только показалось, – может, я и ошибаюсь, что просьба товарища полковника связана с чем-то личным.

– Понятно, – вздохнул я.

Дело прояснялось. Все мы люди. Главврач, когда в больницу попадает его приятель, просит заняться им лучшего хирурга – значит, логично, что начальник управления поднимает с постели лучшего оперативника, когда с его дружком или родственником что-то случается. Мне, похоже, гордиться надо оказанным высоким доверием – да что-то не получалось. Спать очень хотелось.

К подъемам среди ночи привыкать мне не приходилось, поэтому по ходу разговора я уже начал одеваться. Наша с Алей спальня громадными размерами не отличалась, и длина провода позволяла мне, зажимая трубку плечом, добраться до шифоньера и выудить оттуда брюки и водолазку. Штаны я натянул во время беседы, а вот носки и водолазку надеть, когда у тебя рука занята, весьма проблематично, и потому разговор с Борей я решил закруглять.

– Куда мне ехать-то? – буркнул я.

– Недалеко. Город-герой Люберцы. Улица Калараш.

– Кала – что?

– Калараш. Да водитель место назначения знает, и машину я за тобой уже выслал. Скоро будет у тебя, выходи из подъезда.

– Давай, до связи.

Я положил трубку. Аля завозилась в постели, устраиваясь поудобнее и пытаясь заново уснуть.

– Термос с собой возьми, – сиплым со сна голосом посоветовала она. А я, хоть умом (и сердцем) понимал, что заботится обо мне благоверная: если заторчишь на месте преступления до семи-восьми утра, а то и позже (обычно бывает именно так) – спать захочется смертельно, только крепкий кофе или, на худой конец, чай спасут. Но я все равно на жену окрысился:

– Некогда мне сейчас термосами заниматься!

И подруга жизни безропотно, словно жена декабриста, вылезла из постельки и, как была в ночнушке, отправилась на кухню варить мне кофе. А я тем временем успел экипироваться и даже зубы почистить. Только бриться не стал – ничего, и коллеги, и начальство (если оно вдруг объявится) простят мне щетину: все-таки из постели человека выдернули. Правда, электробритву я в портфель на всякий случай уложил.

А тут и машина, черная наша управленческая «Волга», подкатила – я со своего седьмого этажа хорошо видел.

Жена вручила мне тормозок (как домашнея еда называется у шахтеров): и термос, и даже пару бутербродов с докторской успела завернуть.

Ласково поправила мне кашне.

– Осторожненько, Пашенька.

Это был обычный наш ритуал: куда б я ни уходил, даже в овощной за картошкой, она всякий раз повторяла: «Осторожненько». И я каждый раз отвечал, как сегодня:

– Буду стараться.

* * *

От моего Конькова до Люберец путь неблизкий, но по ночному времени, да игнорируя светофоры и скоростной режим, добрались мы на лихой управленческой «Волге» за полчаса.

Дом, против моего ожидания (все-таки Аркадьич абы за кого просить не станет), оказался самым обычным: пятиэтажка, построенная в начале шестидесятых. Про подобные дома ходил анекдот: «Хрущев совместил ванную с туалетом – однако не успел совместить пол с потолком».

И вправду: открывший мне дверь следователь областной прокуратуры Воронежский, косая сажень в плечах, смотрелся в здешних интерьерах медведем в теремке. Он ждал меня – ему о моем грядущем приезде, конечно, уже доложили. Воронежского я немного знал. Мужик он был хороший, да и следак неплохой. Его отличали три качества: статность, въедливость и полное отсутствие чувства юмора.

– Заходи, Павел, – пригласил он меня.

– Пострадавший где? – первым делом, не раздеваясь, тихонечко спросил я его в крошечной прихожей.

– Уже в больнице, – так же вполголоса отвечал следователь.

– Какие прогнозы?