Я тебя никогда не забуду

Подумать только: и ради этой гнусной обстановочки он властвовал и промышлял. И – боялся. Я могла бы тоже стать для него – для всех них, торгашей, хозяев жизни – своей. И ценою многих унижений войти как равная в подобную роскошь. Не очень радостная перспектива.

Честно говоря, судьба Робин Гуда (Робин Гудши!) мне милее. Даже если в итоге светит новая колючка.

– У тебя, Егорыч, есть два варианта, – сказал Кирилл, наставив в лоб ему пистолет. – Первый: вести себя хорошо и жить потом долго и счастливо. Второй – артачиться, упорствовать и сопротивляться, и тогда словишь пулю. Итак. Вопрос первый. Где твои тайники? Золото? Ценности? Деньги? Готов говорить?

– Ум-гуммм… – Солнцев закивал.

– Кир, развяжи ему рот.

Мы недооценили директора. Его волю к жизни, страсть к борьбе и жадность.

Как только Кирилл вытащил кляп, он заорал, как иерихонская труба:

– Помогите! Пожар!..

Но я и Кира недооценивала. Он очень быстро вновь заткнул тряпкой рот мерзавцу. А потом, не говоря ни слова и долго не раздумывая, схватил с дивана подушку (с вышитой на ней пасторальной сценкой), бросил ее на колени директору, вплотную приставил к ней револьвер – и выстрелил!

Дзынькнула о стекло антикварного буфета отлетевшая гильза. Выстрел звоном отозвался в ушах. Мой обидчик дернулся на месте и заорал сквозь кляп: «Ау-ммм-ааа!» Из-под штанов на стул и на ковер потекла кровь.

Когда директор откричался и стал стонать и всхлипывать, Кир наклонился к нему и грозно проговорил:

– Следующий выстрел будет в яйца, я тебе обещаю. Ты это заслужил. Где тайник? Ты будешь говорить? Не мычи! Головой мотни: да или нет?

И вот ведь какая штука… В своих мыслях я столько раз пытала Солнцева… придумывала ему всевозможные казни… И ждала, что, когда момент расплаты наконец наступит, я буду чувствовать только злорадное удовлетворение, радость… Я была готова сама вырвать с корнем его хозяйство. Мечтала собственноручно свернуть ему шею. Я в мыслях не останавливалась ни перед чем, чтобы причинить ему сколь угодно сильную боль. Слишком уж много страданий – через край! – доставил он мне. И потому я воображала, что не буду торопиться. Мне хотелось, чтобы месть была долгой, сладкой…

Но… Первый азарт прошел. Николай Егорыч наконец корчится от боли, распростертый предо мной, а я не испытываю никакого удовольствия. Никакого глубокого удовлетворения. Ни толики торжества. Только тошноту, усталость и, пожалуй, даже сострадание.

А Кирилл, кажется, вошел в раж. Он все спрашивал пленника:

– Где тайник? Где? Говори!.. Ты готов?! Кивни, если готов!

Директор быстро-быстро закивал утвердительно головою, что-то мыча.

Мой подельник выдернул из его рта кляп.

Николай Егорыч глубоко и судорожно стал хватать ртом воздух, а когда отдышался, наконец ответил:

– Я все храню на даче. Поезжайте туда. Я скажу, где что лежит.

Кир взъярился. Снова приставил ему ко лбу пистолет.

– Ты готов проститься с жизнью из-за своих поганых денег?!

– Клянусь вам: все – там!

Он отвечал Кириллу, а глазом косился на меня. Директор на лету проинтуичил расклад. И понимал: это я пришла по его душу. Это я здесь главная. И как я скажу, так и будет.

– Считай до трех, Кирилл, – мне хватило хладнокровия, – если не скажет – стреляй. – Мой голос не дрогнул: – Только отойди, чтоб он тебя кровищей не запачкал. Мозгами своими. Стреляй, чего ждешь!

И тут мой враг номер один дрогнул. И – сдался.

– Возьмите в секретере, – прохрипел он. – В моей спальне. Верхний ящик, он с секретом. Там золото. А денег у меня, клянусь, нет. Ни на даче, ни здесь, нигде. Все – в деле. Лишь на мелкие расходы, рублей двести.

Мы с Киром переглянулись. Признаюсь: у меня не было больше сил грозить Солнцеву, мучить его. Я готова была удовольствоваться малым. Но мне нужно было получить еще кое-что…

– Кирилл, посмотри, есть ли что там, где он сказал, – попросила я.

Мой спутник отдал мне пистолет и вышел. Я снова обратилась к директору (его штанина, кресло под ним и ковер быстро пропитывались кровью):

– Слушай сюда, подонок, – сказала я, – если ты не соврал и напарник обнаружит золотишко, мы уйдем. А дальше есть два варианта. Первый: мы тебя оставим здесь привязанным к креслу. И ты истечешь кровью. И в конце концов помрешь. Уж кому-кому, а мне тебя нисколько не жалко. Ты заслужил.

Николай Егорыч дернулся в своих путах. Он сильно побледнел. Не знаю, что сказывалось: потеря крови или страх. А я продолжила:

– Вариант номер два: мы уйдем, но предварительно тебя развяжем. Сможешь позвонить в «Скорую помощь». И даже в милицию. Но чтобы тебя развязать, я должна получить записи твоей «черной бухгалтерии».

– Не понимаю, о чем ты, – он отвел взгляд.

– Прекрасно понимаешь.

– Я – лицо, не материально ответственное.

– Сам хоть слышишь, какой бред несешь?

Тут из спальни появился Кирилл. Вид у него был торжествующий. В обеих руках он нес по пригоршне золотых изделий: с бриллиантами, изумрудами, топазами.

– Красиво живешь, торгаш! – весело молвил мой любовник. И спросил меня: – Он отдал тебе то, что ты хотела?

– Нет. Поэтому развязывать его мы не будем.