Я тебя никому не отдам

Полонский на мгновение застыл, а в следующий миг опустился передо мной на колени, придвигаясь так близко, насколько это позволяла инвалидная коляска, и обнял меня, просунув руки между моей спиной и спинкой кресла, прижимая к себе ближе. Мои пальчики вцепились в футболку сводного брата, а лоб уткнулся в сильную грудь Давида. Глубоко вдохнула, наслаждаясь любимым запахом мужчины.

За последнее время это моё самое любимое утро. В этом моменте столько всего скрыто, что трудно дышать. Внутри всё перехватывает, дрожит, а сердце радостно трепещет.

— Моё маленькое любимое чудо, — услышала возле уха шёпот и почувствовала лёгкий поцелуй.

— Давид, — трудно сдержать эмоции внутри, которые переполняют тебя в этом момент. — А у нас не сгорит завтрак? — почувствовала лёгкий запах жареного. Губы расплылись в улыбке.

— Точно, прости, — брат отскочил от меня так резко, что я не смогла сдержать смех, заливаясь на всю кухню звонким голосом.

Давид обернулся на меня, улыбаясь. Чувствую, что он рад, что я наконец улыбаюсь, смеюсь, и он единственная причина этого.

Ели мы минут через десять, когда наш завтрак был всё же спасён. Ну как ели — меня нагло кормили, не давая моим пальцам дотронуться до вилки и самой позаботиться о себе. На меня грозно шикнули и принялись тщательно и усердно кормить, впихивая в меня еду, от которой я точно скоро поправлюсь.

— Хватит, Давид, а то я растолстею и тогда не буду тебе нужна, — смеясь, отвернулась от новой порции завтрака.

— Ты любая будешь мне нужна, — заверил меня брат и поднёс еду к моим губам. — Давай, малыш, последняя ложечка, и ждёт тебя ароматный чай.

— Прям как ты? — мои реснички затрепетали, и я не смогла удержаться, подалась вперёд и поцеловала его колючую щёку.

— Проказница, — пожурил меня брат, но легко улыбнулся, а я покачала головой и, обхватив вилку губами, проглотила свой завтрак.

— Очень вкусно. Спасибо.

— Давай быстренько доедай, а то скоро придёт твой врач, — при напоминании о моей болезни улыбка слетела с моих губ.

Я отвернулась, чтобы Давид не увидел мой понурый взгляд. Не хочу, чтобы он беспокоился и нянчился со мной. Я справлюсь. Я же сильная, поэтому я не должна сдаваться, а идти вперёд, как бы тяжело мне ни было. У меня есть для кого стараться, ради кого преодолевать все препятствия, выпавшие на мою долю. Поэтому я не должна показывать, насколько меня это задевает. А идти вперёд с высоко поднятой головой и ровной спиной, как бы тяжело и больно ни было.

Утихомирив свои чувства, что смерчем резко и неожиданно налетели на меня, я повернулась лицом к Давиду и улыбнулась. Не нужно, чтобы он переживал за меня. Всё будет хорошо. В первую очередь я сама должна в это верить.

Полонский посмотрел на меня пристально, словно догадывался, о чём я думаю, но я постаралась улыбнуться, не выдавая своих истинных чувств. Ему ни к чему знать о том, что меня беспокоит.

— Что-то случилось? — насторожился сводный брат.

— Нет-нет, — замахала ладонями перед собой. — Всё хорошо, — подтвердила свои слова кивком головы. — Я готова работать и трудиться, — улыбнулась, давая понять, что действительно всё хорошо.

— Хорошо, — согласился Давид, но я видела, что он мне не поверил, но ничего не сказал.

После того, как вся посуда была вымыта Давидом, а мной высушена полотенцем и аккуратно расставлена по местам — в этом он мне помог, — хозяин дома взял бережно меня на руки и понёс вновь наверх, в комнату, где мы сегодня вместе с ним спали.

Положив меня на кровать, устроился рядом со мной, забрав моё тело в кокон своих рук, а я устроила голову на его груди. Мои ладони обняли сильное тело, а рука Давида запуталась в моих волосах, с наслаждением перебирая пряди. От этого действия я как котёнок заурчала, а мужчина засмеялся, прижимая меня крепче к себе.

— Давид, — окликнула я мужчину.

— Что такое, малыш?

— Расскажешь про свою семью? — понимала, что это личное, и он имеет право не делиться со мной, но мне хотелось больше узнать о нём, о том, чем он жил.

— Тебе правда интересно?

— Конечно.

Немного помолчав, не переставая гладить меня по голове, родственник начал свою историю.

— Вырос я в состоятельной семье, но в жизни всего добился сам. Ни копейки не взял у отца, — согласно кивнула, потому что ни капли не сомневалась в том, что он всего добился своим трудом, и внимательно стала дальше слышать. — Отец постоянно был в командировках, в работах, не замечая ни меня, ни мою мать, — в его словах почувствовала горечь и крепче обняла его, прекрасно понимая и чувствуя, каково ему было.

Я росла почти точно так же. За тем исключением, что моя мать не обращала на меня никакого внимания, в отличие от отца, который души во мне не чаял.

— Я рос и видел, как матери больно, хоть она этого и не показывала. Она была сильной женщиной, но постоянно всё держала в себе, не показывая, как ранят её действия моего отца, — Давид вновь замолчал, и я почувствовала, как он напрягся всем телом, превращаясь в каменную статую.