Я тебя никому не отдам

Стол на террасе был накрыт – тоже по случаю гостей – хрустящей белой скатертью, которой, впрочем, было почти не видно под обильными банками, крынками, плошками, блюдцами и тарелками. Все пространство стола плотно оккупировали разнообразные соленья, творог, сметана, молоко, румяные сырники, миска малины, еще одна – с огурцами… В центре красовалось блюдо с румяными пирогами.

– Садитесь-садитесь, совсем, небось, голодные, с дороги-то, – суетилась хозяйка, то двигая туда-сюда банки и плошки, то втыкая ложку в рассыпчатую творожную горку…

Надир недовольно посмотрел на творог, на пироги – запах от них шел сногсшибательный! – на миску с отколотой эмалью и скривился:

– Я это есть не буду!

Таня подумала, что для него это попытка захватить первенство, продемонстрировать, кто тут главный: вот сказал «не буду», значит, не буду… Не силой же в него пихать? Но и сделать вид, что так и должно быть, – значит, позволить ему и дальше командовать.

– Надир, тебе придется, – довольно сурово проговорила она, – есть, что дают. Иначе придется, – она слегка подчеркнула оба «придется», – ходить голодным.

Он упрямо набычился.

Однако тетю Люду – что значит, бывшая воспитательница! – застольными капризами было не напугать.

– Творог не любишь? – все с тем же радушием осведомилась она. – Ну, так и не ешь, кто ж заставляет. Есть надо в охотку, без охотки никакого толку от еды. А огурец? Похрустеть? Прямо с грядки, вот перед вашим приездом нарвала. Уж такие у меня в этом году огурчики уродились, ух ты! Крепенькие, пузатенькие, с пупырышками…

– Что такое «с пупырышками»? – перебил ее мальчик.

– Так гляди, – тетка продемонстрировала ему «пупырышки» на ровных, темно-зеленых огурчиках, горкой возвышавшихся в миске. Ловко распластала один вдоль, посыпала крупной солью, потерла ароматные половинки друг о друга и протянула Надиру:

– Пробуй!

Мальчик недоверчиво, словно ожидая подвоха, поглядел на нее, на огурец, опять на нее… Потом все же принял угощение, откусил – огурчик смачно хрустнул, большие черные глаза стали вдруг совсем огромными – вмиг сжевал обе половинки и, потянувшись за следующим, вопросительно поглядел на тетю Люду.

– Разрезать? А ты теперь попробуй макать, – она показала ему, как тыкать огурцом в солонку.

– Они хоть мытые? – запоздало встревожилась Таня.

– Ой, да ладно, у нас все с грядки едят, – отмахнулась тетя Люда. – Свое же, гадостью всякой не политое.

«Фокус» с солонкой Надиру тоже понравился, второй огурец исчез даже быстрее первого. Следом в руке мальчика как бы сам собой оказался подсунутый теткой румяный пирожок с капустой… Надир жевал, с совершенно недоуменным выражением лица – что это? что я вообще делаю? Но появившуюся перед собой тарелку с еще парой пирожков не отодвинул.

– Ешь-ешь, цыганенок, – с умилением ворковала тетка, подкладывая пирожки. – Вот эти с капустой, эти с картошкой, эти с луком и яйцом. Ну, а это ватрушки, сам видишь. Только ты ведь творог не любишь… Ах, в ватрушках – любишь? Ну и ешь на здоровье, вот молочком запивай, набирайся сил. А то что это за новости: лето на дворе, а ты болеть вздумал!

После пирогов перед мальчиком сама собой появилась миска залитой молоком клубники, из которой торчала большая ложка. Тут, ясное дело, уже и речи не было ни о каких отказах. Таня засмеялась:

– Ну, теть Люд, с голоду он у тебя тут точно не помрет!

После еды Надир изрядно осоловел и принялся клевать носом.

– С дороги устал? – засуетилась тетка. – Ну идем, идем, я там уж и постельку тебе постелила…

Упрямец позволил себя увести и уложить спать совершенно безропотно…

* * *

Здание аэропорта Домодедово было, как всегда, полно людей и искусственного света. Безликий женский голос с непредсказуемой, но успокоительной ритмичностью сообщал о началах и окончаниях бесчисленных регистраций и посадок на бесчисленные рейсы – великое переселение народов, право слово! – но Таня почти не вслушивалась в объявления. Боясь опоздать, она приехала слишком рано и вся уже извелась в ожидании черногорского рейса.

Неделя до возвращения Сергея пролетела незаметно. В основном, потому что они созванивались ежедневно и разговаривали подолгу – ведь столько надо было сказать друг другу, поделиться всем, что происходит в их жизни, пока они, хотя бы географически, не вместе, пообсуждать, построить совместные планы на будущее. Или надо говорить – планы на совместное будущее? От этих слов сладко ныло сердце.

Ныло оно, собственно, почти постоянно, потому что занималась Таня все это время совершенно непривычным для себя делом – отдыхала. Безмятежно спала, бездумно гуляла, с наслаждением купалась, помогала тетке в огороде, с курами (к козам ее не подпускали, козы были, по теткиному мнению, нервные, и от стресса могли перестать доиться) и вообще по хозяйству, да пару раз съездила с Надиром в Серпухов, чтобы прикупить ему все необходимое.